– Ерунда. Это лондонский сухой джин. Попробуй. Его даже не
надо запивать. Уникальное качество. Возьми нашу водку в сорок градусов. Ее же
пить невозможно – так горло дерет. Теперь я понимаю, почему иностранцы любят
русскую водку. Потому что от нее мороз по коже идет. А от их джинов с
наибольшим количеством алкоголя ни в одном глазу. Раньше я никак не могла взять
в толк, почему хорошее спиртное стоит так дорого, и лишь много времени спустя
поняла, что элитные напитки не чета дешевым. От них никогда не болит голова, и
они быстро выветриваются. А вкус! Это такой кайф! Кайф от выпитого и от того,
что ты сидишь и пьешь из бутылки, которая стоит полторы тысячи! Это ни с чем не
сравнимое чувство! Кайф от того, что ты хлещешь не дешевую бодягу, сделанную,
как правило, из технического спирта, а вкушаешь обалденные элитные вещи. Кайф
от того, что ты можешь себе это позволить и это никак не ударит по твоему
карману! Вот в чем вкус жизни! В дорогих удовольствиях! Давай по рюмочке.
– Нет, Чупа, я за рулем.
– Ерунда, после такого джина можно прекрасно водить машину.
Я уже на себе много раз проверяла.
– Нет, Чупа, уж как ты водишь машину – так я не хочу.
– Тебе не нравится, как я вожу машину?
– В этом, наверное, тоже есть свой кайф, но ты забываешь
вовремя нажимать на тормоз. Мне кажется, что порой ты вообще забываешь, что
машина хоть изредка должна тормозить…
Я засмеялась и протянула Гарику порцию джина. Он слегка
занервничал, но рюмку взял и сел в кресло. Вообще-то в последнее время он часто
нервничает, когда меня видит. Вполне понятно – я все-таки как-никак женщина, а
тем более босс. Гарик покраснел и чуть не подавился джином, когда из воды
показалась моя грудь. Я постаралась исправить ситуацию и опять погрузилась в
воду как можно глубже. Подмигнув ему, я выпила джин, затем взяла чашечку кофе и
принялась смаковать этот божественный напиток.
– Знаешь, на что похоже, – сказал Гарик. – Будто этот джин
настаивали в бочке с еловыми иголками и ветками можжевельника. Вкусная вещь –
даже не ощущается, что в ней почти пятьдесят градусов. Просто я раньше никогда
не увлекался джинами. Я слышал, что многие пьют джин с тоником…
– Джин разбавляют тоником только те, кто не пьет нормальных
напитков. Ты сейчас попробовал обалденную, классную вещь, сам посуди, какой
здесь может быть тоник. Тоник – это для дешевых джинов, которые стоят не больше
двухсот рублей. Они сделаны из такого дерьма, что их и в самом деле лучше
разбавлять, а то они свалят наповал любого. Настоящий лондонский или канадский
джин никогда и ничем не разбавляется. Я думаю, ты сам в этом убедился. Кстати,
что там с Юлькой?
– Порядок. Я перевез ее в частную клинику на Озерках. Там
всего пятьдесят мест. Специализируется она на различных травмах и имеет штат
высококвалифицированных сотрудников. В общем, мне пообещали сделать все
возможное для того, чтобы быстрее поднять ее на ноги.
– А из охраны кого-нибудь оставил?
– Да, одного пацана.
– Не мало?
– Можешь не переживать. Клиника закрытая. Посторонним туда
входа нет. Тем более что я положил ее под другой фамилией.
– Это ты здорово придумал. А муж или свекор видели, как ты
ее перевозил?
– Нет, в этот момент никого не было.
– Замечательно. Больше они ее не увидят. Пусть отдыхают и
забудут о ее существовании. Если, конечно, она сама не захочет о себе
напомнить. Будем надеяться, что не захочет.
– Чупа… – замялся Гарик.
– Ну говори, что еще случилось?
– Я даже не знаю, как сказать…
– Говори как есть.
– Знаешь, она после этой операции какая-то странная стала…
– В смысле?
– Я к ней в палату пришел, она попросила листок бумаги и
карандаши. Лежит и какие-то гробы рисует.
– Какие еще гробы?
– Не знаю. Полумесяц освещает кладбище, а на могилах стоят
гробы. Я ей говорю, мол, что – больше рисовать нечего? А она рисует одно и то
же. Уже столько бумаги перевела! Я психанул и отобрал у нее карандаши к
чертовой матери. Она чуть не разревелась. Врач сказал, что ей нервничать ни в
коем случае нельзя, – пришлось отдать. Она взяла чистый лист и нарисовала
человеческое сердце. Главное – хорошо так рисует, профессионально. На этом
сердце каждый сосуд виден, словно его живым из груди вырвали. Сжимает его тонкая
изящная женская ручка с острыми коготками, а из сердца капает кровь. Сжалось
оно все, словно ему больно. Я такое сердце в учебнике по анатомии видел еще в
школьные годы.
Попробовал у нее эти рисунки забрать, а она сразу в слезы,
прямо не знаю, что и делать.
– Не надо ничего забирать. Пусть рисует сколько ей влезет.
Врач предупредил, что у нее могут проявиться какие-нибудь необычные таланты,
которых раньше никогда не было. Вообще-то она раньше никогда не рисовала, по
крайней мере при мне. А мне всегда казалось, что никто ее не знает лучше, чем
я. Короче, ничего не забирай. И постарайся ее не расстраивать.
– Ладно, Чупа, я понял.
– Я думаю, что со временем это пройдет.
– Когда я ее в клинику привез, она на меня жалобно так
посмотрела и говорит: «Гарик, ты не мог бы мне помочь? Узнай, пожалуйста, есть
ли в нашем городе клуб для тех, кто побывал в состоянии клинической смерти». Я
глаза вылупил от удивления и спрашиваю: «Зачем тебе?»
А она в ответ: «Мне бы хотелось после своего выздоровления
попасть в такой клуб и поделиться своими впечатлениями. Я многое могу
рассказать».
– Ну а ты что ей ответил?
– Сказал, что обязательно узнаю.
– Правильно. Главное, во всем с ней соглашаться. Я думаю,
что со временем нам придется или привыкнуть к ее странностям, или они пройдут
сами по себе.
– К ней в больницу муж захотел зайти, так она закричала и
закатила настоящую истерику. Мол, ее опять хотят убить, и вообще, кто пустил в
отделение посторонних мужчин?
– А на свекра она как среагировала?
– Не лучше.
– Это радует. Хоть одна приятная новость за последнее время.
Она что-нибудь просила?
– Да, привезти ей побольше бумаги и простых карандашей.
– А почему именно простых?
– Потому что она рисует только простыми карандашами.
– А ты ей предлагал цветные?
– Предлагал.
