Я хорошо помню тот день, когда мне выдали первую в жизни
зарплату. Я держала эти жалкие червонцы и обливалась слезами. Дойдя до первого
кооперативного ларька, я купила себе ярко-красные дешевые туфельки на каблучках
и новые колготки. Принарядившись, представила, что это моя милая ласковая мама
сделала мне столь щедрый подарок. Расставаться со старьем было жалко, хотя еще
немного – и от него осталась бы одна труха. Я аккуратно завернула изношенные
туфли в пакет и выкинула в мусорный бак. Следом полетели колготки.
Я всегда умела работать, если знала, что за эту работу мне
дадут денег. Прошло время, я уже не мыла туалеты, а убирала номера. Иногда я
находила на кроватях долларовые купюры. Это были чаевые за то, что номера сияли
чистотой. Даже смешно вспоминать, но в те времена, держа в руках жалкий доллар,
я не могла нарадоваться своему счастью.
Закончилась школа. Кто-то готовился поступать в институт,
кто-то в училище, а я твердо знала, что для меня двери этих заведений навсегда
закрыты. Мне не на кого надеяться, а на стипендию я не потяну. Меня может
спасти только работа. Я даже не смогла пойти на выпускной бал.
Мне просто было не в чем… Одноклассники пришли бы нарядными,
с довольными родителями и цветами. У меня же не было ни того ни другого. Ни
хотя бы мало-мальски приличного платья, ни приличных родителей, которых можно
было бы привести в общественное место. В тот вечер я горько плакала и танцевала
со шваброй в коридоре.
Через месяц я пошла на повышение и стала бегать с подносом
по ресторану, обслуживая иностранных туристов. Я прошла школу выживания, да и
психологии я училась не по учебникам. Только я могла продать одну и ту же
бутылку водки пять раз за вечер одним и тем же пьяным мужикам! Только я могла
на три четверти разбавлять водку в графине и приносить ее в дым пьяным
клиентам! Я прекрасно понимала, что, когда клиенты дойдут до кондиции, им уже
совершенно нет разницы, что они будут пить – воду или водку. Единственное, что
от меня требовалось, – преподнести этот графин так умело, словно там налита отличного
качества самогонка.
В то время мне слишком много приходилось терпеть.
Я выработала в себе железную волю и умение не расстраиваться
по пустякам. Сколько хлопков по заднице, щипков, наглых приставаний я
перенесла, будучи почти ребенком, – страшно вспомнить, но я всегда улыбалась,
давая выход своей злости в тот момент, когда выписывала счет. Я умудрялась
обсчитывать на пятьдесят рублей и больше с наглой улыбкой на лице и при этом не
забывала брать щедрые чаевые. Другие официантки были намного старше меня, но
даже они поражались, как ловко я все это делаю. Они говорили, что это талант.
Поэтому самых несговорчивых клиентов всегда посылали ко мне.
Когда освободилось место администратора ресторана, все в
один голос предложили мою кандидатуру, хотя по возрасту мне было еще не
положено занимать такой пост. И все же в восемнадцать лет я стала
администратором столь солидного заведения. Я была как рыба в воде на своей
работе и неплохо зарабатывала. Сняла уютную квартирку в центре города, купила
маленькую японскую малолитражную машинку, привела себя в порядок и приоделась.
В тот момент я и встретила его. Он годился мне в отцы, если не больше. Он был
крышевым нашего ресторана, и мне волей-неволей приходилось с ним общаться,
устраивая банкеты для него и его братков. Я многим ему обязана, и поэтому
воспоминания, связанные с ним, не такие грустные.
Теперь, имея деньги, я вспоминаю свое прошлое со слезами на
глазах. Когда нахлынет, я всегда стараюсь выплакаться и себя пожалеть. О том,
что со мной было, знает только Юлька. Она сумасшедшая, потому что восхищается
мною. Юлька считает, что мне нечего стыдиться и скрывать, но я так не считаю.
Чтобы понять все это, надо это пережить. Наверное, поэтому, бывая в Хабаровске,
я стараюсь не проходить мимо «Интуриста». Там осталась частичка моего сердца,
моих слез, унижений во имя того, чтобы доказать окружающим, на что я способна.
Сейчас я живу совсем другой жизнью, но та жизнь навсегда
останется в моей памяти – ведь она легла шрамом на мое очерствевшее сердце.
Я поднялась и вновь налила себе виски. Жар от камина
расходился по всей гостиной и приятно обволакивал мое тело. Что ж, пожалуй,
самое время объясниться с Бульдогом. Пусть я пьяна, но я хочу услышать, что он
скажет. Я хочу прижаться к его груди, почувствовать его огромные сильные руки и
приятное тело.
Именно сейчас мне хочется просто быть женщиной.
Обыкновенной земной женщиной, которой не чуждо ничто
человеческое и которая хочет любить и быть любимой.
Я подошла к зеркалу и чокнулась со своим отражением. На меня
смотрела симпатичная особа в тоненьких кружевных трусиках.
– Привет, Лана Владимировна! – улыбнулась я себе.
Но мое отражение не желало отвечать.
– Не хочешь разговаривать – и не надо! – разозлилась я,
допила свой бокал и запустила им в зеркало. Бокал разбился, не оставив на
зеркале никаких следов. Слегка покачиваясь, я дошла до шкафа и достала белую
норковую шубу. Натянув ее на голое тело, я блаженно вздохнула. Затем вновь
посмотрела на свое отражение в зеркале и игриво подмигнула ему. Отражение
ответило мне тем же, и я поняла, что мы подружились.
В голове все переплелось. Фома, покойник в шкафу, Димка,
роющий могилу, Пол, танцующий стриптиз, демонстрируя свое шикарное черное тело,
но я твердо знала, что в данный момент я хочу только одного – тепла Бульдога.
Его горячих и страстных поцелуев, нежных речей на ушко. Я хочу его, черт
побери, – и ничто не сможет меня остановить.
Я взяла внутренний телефон и вызвала домработницу, приказав
ей принести ключи от чулана. Минуты через две домработница зашла в гостиную,
посмотрела на камин, затем на меня, закутанную в шубу, растерянно вздохнула и
произнесла:
– Бог с вами, Лана Владимировна. На улице лето, а вы в шубу
закутались.
– Мне холодно, – прошептала я.
Домработница перевела взгляд на пустую бутылку из-под виски
и покачала головой:
– Конечно, столько выпить.
– Ты же знаешь, как я люблю виски.
– Знаю, но не в таких же количествах!
– Виски в два пальца и еще глоток! – засмеялась я.
– Ну а шубу-то зачем надели?
– Ты же знаешь, как я люблю мех… Но только натуральный. На
искусственный у меня аллергия… – развеселилась я.
Домработница покачала головой и протянула ключи.
– Может, с вами кого из охранников послать?
