– Паша! Хватит устраивать этот цирк. То, что ты хорошо
стреляешь, мы знаем. Выходи. Ты же не будешь стрелять по-настоящему?!
– Почему не буду? Буду.
Один из мужчин быстро вскинул пистолет. Раздался глухой
щелчок, и окно, из которого торчала винтовка Павла, разлетелось вдребезги.
Дальше все произошло как в ускоренной ленте. Мужчины вбежали на крыльцо,
вышибли входную дверь, и я услышала прерывистую автоматную очередь. Звон
стекла, отборная матерщина и страшный, болезненный гул в ушах. А затем разрушительная
волна чудовищного грохота разлетелась по всему дому. Меня откинуло в
противоположный угол комнаты. Я закрыла голову руками и сжалась в комок. Мне
было непонятно, жива я или мертва, сон это или реальность.
Господи, что это было? Если бы не мужчины, угрожавшие Павлу,
я бы подумала, что это землетрясение. Открыв глаза, я увидела, что дом полон
дыма и напоминает скорее зону боевых действий, чем жилое помещение. Держа в
руке пистолет, я подползла к двери в соседнюю комнату. Наконец-то мне стало понятно,
что же все-таки произошло, – мой друг бросил гранату. Входная дверь лежала на
улице, кругом разбитые стекла, но самое главное – скорчившиеся в невообразимых
позах люди.
Паша лежал у батареи, широко раскинув ноги и закрыв глаза. Я
подползла и приложила голову к его груди. Кажется, жив. Неожиданно один из
мужчин зашевелился. Я поняла, что нельзя медлить ни минуты. И ударила этого
типа пистолетом по голове. Мужчина перестал двигаться и затих.
– Отдохни немного. Я уеду, тогда встанешь, – прошептала я,
вытирая слезы.
На столе лежала разбитая бутылка «Хеннесси», рядом стояла
чудом уцелевшая рюмка, налитая до краев. Выпив ее до дна, я повесила на плечо
Пашкину кожаную сумку, на другое плечо винтовку, подобрала с пола пистолет,
принадлежавший одному из мужчин, и бросила его в сумку. Затем я подошла к Пашке
и волоком потащила к машине. Передо мной встал выбор, на какой машине лучше
всего уносить ноги. Я подумала о том, что безопаснее всего ехать на Пашкиной,
правда, для меня это будет тяжеловато. Я совершенно не умею управлять
отечественной техникой. Положив Пашку на заднее сиденье, поехала в сторону
главной дороги. В тех немногих заселенных домах, которые остались в этой
деревне, зажегся свет. Люди проснулись от жуткого шума и вышли на улицу
посмотреть, что случилось. Отъехав на приличное расстояние от деревни, я
остановила машину, перелезла на заднее сиденье и попробовала привести Пашку в
чувство. Несколько ударов по щекам не принесли желаемого результата. Сиденье
было залито кровью. Как божий день ясно, что мой приятель ранен и находится без
сознания. Он потерял много крови, и я могу его не довезти. Но куда?!
Не медля ни минуты, я вновь села за руль и доехала до
ближайшего райцентра. Увидев указатель с табличкой «больница», поехала туда.
Поздно. В больнице темно. Лишь в окнах приемного покоя горит свет. Чтобы не
шокировать людей своей сединой, я быстро собрала волосы в пучок, натянула кепку
на глаза и стала стучать в двери.
– Кого там принесли черти в такой час? – раздался заспанный
женский голос.
– Откройте, человеку плохо.
Дверь открылась, и на пороге появилась старушка в белом
халате и в косынке на голове. Она больше похожа на уборщицу, чем на медсестру.
– В больнице дежурный врач есть?
– Есть, спит врач, поздно уже. А что случилось?
– Где спит, покажите? – Я отодвинула старушку и вбежала
внутрь.
– А что, собственно, случилось? – попыталась возмутиться
она.
– У меня в машине раненый. Человек ранен. Может отправиться
на тот свет в любую минуту.
– Господи Исуси, – перекрестилась старушка и побежала по
коридору.
Добежав до дальней комнаты, она громко заголосила:
– Иван Григорич! Иван Григорич! Вставай! Там раненый
умирает.
– Кто? – услышала я мужской голос. Через несколько секунд в
коридоре появился пожилой мужичок в мятом халате. Не задавая лишних вопросов,
он подошел к машине и помог достать Павла. Перетащив его на кушетку, он снял с
него одежду и внимательно осмотрел рану.
– Что там? Он будет жить? – тихо спросила я.
– Не знаю. Пуля в животе. Потерял много крови. Нужно срочно
оперировать. Здесь я, увы, бессилен, милая девушка.
– Как это?
– Его надо в город. В нашей больнице нет даже операционной.
А до города, боюсь, он не доедет.
– Вы хотите сказать, что не сможете достать пулю?
– Пуля сидит глубоко в животе. Это же не просто взять
ножницы и достать, его необходимо оперировать. Здесь нет лекарств, инструментов
и условий.
– Тогда какого черта вы здесь сидите?
– На случай, если вдруг у вас заболит зуб, тогда я дам вам
анальгин.
– Понятно. Вы должны его прооперировать.
– Я не могу брать на себя такую ответственность. Тем более
исход, скорее всего, будет плачевный. Мне, дорогуша, в тюрьму не хочется.
– Вы считаете, что пусть он лучше умрет… Он же не дотянет до
города.
– Как человек, я очень вас понимаю и сочувствую, но как
врач, я не имею права делать то, что не умею. Я могу связаться с городом и
вызвать реанимационную машину. Это единственное, что я могу для вас сделать.
Я подошла к окну и хотела достать из кармана платок, чтобы
вытереть слезы, но моя рука нащупала сверток с золотом. Достав сверток, я взяла
браслет и печатку, а цепь с медальоном убрала на прежнее место.
Повернувшись к врачу, я протянула золото ему. Он покраснел и
испуганно спросил:
– Что это?
– Золото, усеянное бриллиантами. Тянет на несколько тысяч
долларов.
– Вы хотите меня купить?
– Нет, я хочу вас вознаградить за труд.
Врач дрожащими руками взял золото и поднес поближе к очкам.
– Здесь написано – «Граф». Кто это?
– Это именное золото моей семьи. Граф – мой отец. Теперь оно
будет принадлежать вашей семье. Запродав его, вы сможете купить машину или
пустить деньги на другие цели.
Врач отвел глаза от золота, затем посмотрел на Павла и тихо
спросил:
– А если он умрет?
– В этом не будет вашей вины. Вы должны сделать все
возможное. Мне нужен результат.
– А вы ему кто?
Я немного помялась и произнесла:
