Девица не могла не заметить, в каком я состоянии, и,
довольная собой, многозначительно улыбнулась. Затем она обняла Пашку и радостно
защебетала:
– Паш, а пойдем на ВДНХ погуляем. Мы с тобой там уже месяца
три не гуляли. Последний раз, кажется, в мае были. Ты мне еще красивый букет
подарил. На чертовом колесе катал и веселых горках, а потом мы с тобой обедали
в летнем ресторане и катались на лодке. Ты еще кормил лебедей. Так здорово
было!
В этот момент я была похожа на побитую собаку. Отодвинув
седую прядь и спрятав ее за ухо, я опустила глаза и поджала губы. Затем
вспомнила Маринкины слова, и мне показалось, что она все-таки права. И в самом
деле, все, что она говорила, – верно. Я сама придумала себе головную боль,
которую потом когда-нибудь придется лечить при любом раскладе. Так стоит ли
допускать, чтобы голова болела постоянно, ведь это может перейти в мигрень. Не
лучше ли убить боль в самом начале болезни и жить себе припеваючи?! Ведь когда
мы любим, мы утрачиваем способность здраво мыслить. Мы начинаем рассуждать
трезво только тогда, когда пересилим боль и очнемся от дурмана.
Прищурившись, я посмотрела на эту парочку, улыбнулась,
погладила Пашку по голове и весело произнесла:
– И действительно, что сидеть ласты парить! Сходите,
погуляйте! Ты, Пашенька, обязательно покатай эту малолетнюю дурочку на лодочке
и не забудь ей купить пакетик чипсов с чупа-чупсом и подари ей букетик дешевых
одуванчиков. Я думаю, что ей это будет в самый раз.
Любка открыла рот и уставилась на Пашку. Я пошла к выходу и
бросила напоследок:
– Рот закрой, а то ворона залетит. Склюет твой язык, чем
тогда Пашку удивлять будешь?!
Вернувшись в комнату, я схватила Маринку за руку и в сердцах
произнесла:
– Наливай по стопочке и дергаем отсюда!
– Что случилось? – перепугалась та.
– Все поняла! Все! – закричала я что было сил.
– Поняла, так не ори, – прошептала Маринка и вылила мне
остатки «Джони Уокера».
Осушив содержимое стопки до дна, я схватила Маринку за рукав
и потащила ее к входной двери.
– Жанночка, успокойся, – причитала она. – Скажи правду. Ты
зашла, а он ее трахает? Вот поганец! Чтоб у него писька отсохла!
Не говоря ни слова, я дернула входную дверь, но она была
закрыта.
Ключей в двери не было. Я развернулась на сто восемьдесят
градусов и увидела перед собой Пашку. Он стоял в дверном проеме и смотрел на
меня. Где-то сзади маячила Любка.
– Дай ключи, – сквозь зубы процедила я.
– Зачем?
– Затем!
– Далеко собрались?
– Открой дверь и мотай со своей малолеткой на ВДНХ.
– Извращенец! По тебе тюрьма плачет за развращение
несовершеннолетних! – встряла вылетевшая из комнаты Маринка.
Я перевела взгляд в ее сторону и тихо сказала:
– Ты-то хоть замолчи, ради бога. Надоела!
– А почему я должна молчать? Ты моя подруга, и я имею право
за тебя заступиться. Хорошо, что эти его качества сразу проявились.
– Какие качества? – не поняла я.
– Самые обыкновенные, дура! У тебя дочь растет, подумай о
ней! Если он так просто эту малолетку отодрал на балконе в тот момент, когда мы
с тобой мирно сидели на кухне, то представь, что было бы, если бы ты с ним
стала жить! Ты только представь, что бы он смог сделать с твоей дочерью!!!
– О господи, – простонала я и схватилась за голову.
– Ну хватит! – вмешался Пашка, схватил нас с Маринкой за
руки и оттащил к балкону. Затем он открыл входную дверь, подтолкнул Любку к
выходу и сказал:
– Иди дома посиди. Сейчас не до тебя.
– Может, я что-то смогу для тебя сделать, – простонала она.
– Иди, девочка, все, что ты смогла, ты уже сделала, –
выпалила Маринка.
– Паша, я не могу оставить тебя с этими ненормальными. Я за
тебя боюсь, – шипела Любка.
Он взял ее за шкирку и сурово сказал:
– Да уйди ты, ради бога! Пошла домой! Иди к экзаменам
готовься!
– Не смей на меня кричать, Пашенька!
– Пошла вон! – Пашка вытолкал ее на лестничную площадку и
закрыл дверь.
Затем он презрительно посмотрел на нас и злобно произнес:
– Нахрюкались…
– Что?! Мы-то нахрюкались, а вот вы – натрахались, – не
удержалась Маринка.
– Открой дверь, Паша, я хочу уйти, – отрешенно сказала я.
– Куда ты хочешь уйти?
– Куда угодно. Но здесь я не останусь.
– Переночуй здесь, а завтра уйдешь. Я не могу отпустить тебя
на ночь глядя.
– Нет, Паша, ты меня знаешь. Если я что-то захочу, то
обязательно сделаю. Наши дорожки разошлись и больше никогда не пересекутся. Я
сама справлюсь со своими проблемами. Я очень сильная.
– И как давно ты стала сильной?
– С тех пор как убили Матвея.
Пашка подошел ко мне и встал на колени.
– Переночуй одну ночь. А завтра уйдешь, – попросил он.
– Хорошо. Только я лягу спать с Маринкой.
– Спать-то еще рано. Может, сходим на ВДНХ, погуляем? Там
документы не проверяют. Кепку на голову наденешь, – предложил Пашка.
– Хорошо же я буду смотреться в вечернем платье и кепке. Не
надо, я так пойду.
Мы вышли из дома и пошли гулять на ВДНХ. Маринка постоянно
старалась встать между мной и Пашкой, демонстрируя свою отеческую заботу. После
прогулки мы вернулись в квартиру и стали готовиться ко сну.
– Жанна! Я нашел машину на завтра. К обеду поедем. – Пашка
смотрел на меня, как затравленный зверек.
– Спасибо. Я как-нибудь сама. Я не нуждаюсь в твоей помощи.
Я легла спать с Маринкой, а Пашка ушел в другую комнату.
– Что, завтра от него сваливаем? – поинтересовалась Маринка.
– Сваливаем, – вздохнула я.
– Вот похотливый сукин сын, что учудил, – не могла
успокоиться Маринка.
