Но скорее всего, я самая обычная дурочка, а Тодд знает, как мной управлять.
Мы зашагали в сторону парка, и, когда миновали половину пути, Тодд вдруг протянул руку и его мизинец коснулся моего большого пальца.
— Я по тебе скучал, Мел.
О господи! От таких слов можно было растаять. Его голос звучал искренне, а на лице появилось раскаяние. Подарки, нежные слова… Похоже, он действительно хотел, чтобы я вернулась. Мне это чертовски льстило и немного смущало.
Но нисколько не заинтересовало. И между нами повисло неловкое молчание, которое тянулось и тянулось, а потом разорвалось воплями собак, выпущенных наконец на свободу. Благодарение Богу.
Я откашлялась.
— Послушай, Тодд…
Он поднял руку.
— Всего лишь бокал вина. Если ты не можешь сегодня, давай встретимся завтра. — Его лицо озарилось той самой улыбкой, которая заманила меня в его постель пятнадцать месяцев назад. — Ну же, Мел. Ничего такого. Всего лишь вино.
— У нас не бывает так, чтобы только вино. — заявила я.
В его усмешке отразились все ночи, доказавшие мою правоту, и я почувствовала, как решимость меня оставляет. Зазвонил мой телефон, и я резко открыла крышку, радуясь его вмешательству в наш разговор. Это была мама.
— Привет, мама. Я только что сказала одному своему приятелю, что сегодня вечером встречаюсь с вами.
— Надеюсь, ты не очень огорчишься, если мы перенесем нашу встречу на завтра.
Ее слова прозвучали как утверждение, а не вопрос, и она даже не дала мне возможности что-нибудь возразить.
— Понятно. — Я облизнула губы. — А я так хотела увидеть папу. И тебя.
Мама даже не попыталась приглушить раздраженный вздох.
— Ради бога, Мелани. В конце концов, чей это отпуск? Оказалось, что один из одноклассников папы живет на Лонг-Айленде, и он пообедает с нами перед театром. Ты ведь не хочешь, чтобы мы упустили возможность встретиться со старым другом?
А как насчет возможности встретиться с собственной дочерью?
Я хотела сказать это вслух. Очень-очень хотела.
Вместо этого я проговорила:
— Конечно, мама.
Затем я нацепила на лицо веселую улыбку. Все психоаналитики дружно твердят, что, если вы станете улыбаться, даже когда находитесь в депрессии или злитесь, ваше настроение непременно изменится. Я немного подождала, проверяя эту теорию. Ничего. Никаких перемен.
— Отлично.
— А завтра в какое время?
— О боже, детка, я не знаю. Мы позвоним тебе, когда встанем. Не представляю, как получилось, что ты стала такой правильной.
— Я тоже, — ответила я, вспомнив бесконечные ряды календарей в нашем доме в Хьюстоне, где разными цветами были отмечены мероприятия и встречи, на которых собиралась присутствовать моя мама.
— Тогда все. Мы тебя любим, дорогая.
Поскольку я не закатила истерику и не помешала ее планам, я снова была золотой девочкой.
— Я тоже тебя люблю, мама.
И по правде говоря, я ее действительно любила.
Но она по-прежнему умела доводить меня до исступления.
Тодд взял меня за руку.
— Мое приглашение остается в силе.
Когда мы были вместе, он всегда утешал меня после моих непростых бесед с матерью, поэтому я не сомневалась, что он понял, о чем мы разговаривали, хотя слышал только мои реплики.
— Спасибо, — сказала я.
— Значит, ты придешь?
Он расплылся в ухмылке, дьявольской и одновременно соблазнительной, и вдруг причины, по которым мы с ним сошлись, стали для меня гораздо более ясными, чем те, из-за которых мы порвали отношения. Я поняла, что теряю контроль над собой, и схватилась за металлический забор, отделявший дорожку для собак.
— Я не думаю…
— Мелани Линн Прескотт?
Спасена незнакомцем. Я обернулась посмотреть, кто ко мне обращается, судорожно вздохнула и отступила назад. Тодд положил руку мне на плечо, и я ее не скинула.
В книгах мужчин всегда описывают загадочными и опасными, и теперь я знаю, что это означает. Мужчина, стоявший передо мной, был настолько хорош, что мне хотелось одновременно дотронуться до него и убежать прочь. Настоящий красавец с угольно-черными волосами и подбородком кинозвезды.
Я чуть не застонала… ну ладно, я и в самом деле застонала, но достаточно быстро сумела подавить этот звук. Проглотив его, я еще раз порадовалась тому, что рука Тодда лежит на моем плече. У незнакомца были очень странные глаза — они показались мне жестокими и пустыми и без всякой видимой причины напугали меня до полусмерти.
— Вы ведь мисс Прескотт? — спросил он.
— О, ну да, это я, верно.
Голос незнакомца был сладким, точно мед, и если бы не глаза…
— А вы кто такой? — поинтересовался Тодд.
— У меня для вас письмо, — сказал таинственный незнакомец, не обращая на Тодда ни малейшего внимания.
Затем он шагнул ко мне и протянул конверт из манильской бумаги.
— Что это? — спросила я.
Он улыбнулся, но улыбка нисколько не преобразила его лица.
— Я не могу сказать. Полагаю, вам стоит его открыть.
Затем он прикоснулся пальцем ко лбу, словно приподнимая воображаемую шляпу, повернулся и ушел, а я осталась стоять в полной растерянности, держа конверт в руке.
Я нахмурилась (должна сказать, что это выражение лица совсем мне не идет) и, не в силах терпеть до дома, надорвала конверт. Внутри оказался большой кусок коричневой бумаги, выглядевший так, словно его оторвали от упаковочного пакета из бакалейного магазина. Я вытащила его из конверта и тут же увидела значки. Вот это да!
Хотя я и обожаю подобные штучки, однако, признаюсь, была слегка озадачена. Я не имела ни малейшего представления, кто и зачем прислал мне зашифрованное послание, но кто бы это ни был, он хорошо меня знал. Я специализируюсь в математике и истории. Многих людей такое сочетание удивляет. Считается, что математики не могут думать ни о чем, кроме своих вычислений. Дурацкий стереотип, вроде того, что блондинки любят веселиться. Я блондинка, так что поверьте мне: эта старая поговорка не содержит ни капли правды. (Впрочем, должна заметить, что в тех случаях, когда волосы не оправдывают ожиданий, математика оказывается очень даже полезной. Возьмем, к примеру, вечеринки. Как только разговор затихает, я могу поразить и заинтриговать окружающих фракталами, числами Фибоначчи или логическими играми Смаллиана
[4]
. И тогда я становлюсь душой компании.)
