– Что скажете? – спросила Цыси сановников, оттолкнув руку неверно понявшего ее жест и протянувшего трубку с опием евнуха.
Сановники молчали, и только один осмелился оторвать лицо от каменного пола.
– Простите меня, глупца, Ваше Величество, но я так скажу: Ли Хунчжана надо спросить…
– Этот глупец предлагает спросить Ли Хунчжана, – синхронно пересказал слова сановника главный евнух.
Цыси стиснула зубы.
– Ты и впрямь глупец.
Она и сама нет-нет да и вспоминала о Ли Хунчжане. Но простить предателя не могла. Пусть радуется, что жив остался!
– А если Тысячелетняя Будда продолжит свою мудрую политику в отношении ихэтуаней? – подал голос Дэ-Цзун.
Евнух замешкался.
– Что ты имеешь в виду? – не дожидаясь повторения фразы, заинтересовалась Цыси.
– Милостивая и Лучезарная уже разрешила им тренироваться; пусть они послужат Вашему Величеству и далее, – осторожно произнес Дэ-Цзун, – раз уж войны не избежать, так создайте из них государственное ополчение…
Императрица задумалась. Ход был опасный. Опасный тем более, что европейцы уже давно требовали от нее подавления этого движения. Но, с другой стороны, армия слаба, голодна и плохо одета, а земли страны обширны… кто будет противостоять длинноносым чужакам, когда они высадят свои десанты?
– Будь по-твоему, – разрешила она.
Дэ-Цзун побледнел. Он уже знал: если что пойдет не так, обвинят одного его.
* * *
Услышав, что цинское правительство пытается создать из его бойцов государственное ополчение, Управитель Братства под титульным номером 438 лишь улыбнулся.
– Что ж, пусть старушка потешится, – разрешая, процедил он, – правильно я говорю, братья?
Братья ответили дружным, как по команде, хохотом, но едва он поднял руку, как сразу же наступила мертвая тишина.
– Но кое-что нам это дает, – подумал вслух Управитель, – ополчение – это ведь почти армия…
Братья напряженно внимали каждому слову.
– И тогда у наших Дай-Ло будут права, как у цинских офицеров, ведь так?
Вопрос не требовал ответа, и братья молчали.
– И ни одного цинского генерала наверху… – мечтательно закончил мысль Управитель. – Пожалуй, я изложу эти наши соображения Голове Дракона.
Услышав самый высший титул во всем обществе, братья синхронно склонили головы; они уже видели, что это очень даже здравая мысль.
* * *
До залегшего за дорожным полотном казачьего караула Курбан дотащил поручика еще до рассвета. Узнав о гибели всех четверых товарищей, русские воины встревожились и минут пять горячо обсуждали, кому везти раненого в лазарет. А так как сил для обороны дороги оставалось немного, в конце концов сошлись на Курбане. Подвели двух лошадей, наскоро перевязали Семенова и показали на юг.
– Давай, братишка, гони в Сыпингоу; там фельдшер есть.
Курбан молча кивнул, помог перекинуть безжизненное тело через седло, а спустя час нашел и фельдшера – совершенно невменямого от опия. И тогда он взялся за дело сам.
Первым делом Курбан сбегал к местной знахарке за травами и, не обращая внимания на ее изумление, со знанием дела отобрал все нужные травы и смеси. Затем он остановил кровь и найденным у русского лекаря пинцетом за считаные секунды вытащил обе пули. И лишь потом началась морока. Поправить перебитое пулей предплечье и составить вместе переломанные голени было непросто. И только он принялся их составлять, как очнулся фельдшер.
– Ты чего сюда заперся, рожа немытая? – пробормотал он и попытался выгнать Курбана пинком под зад.
Шаман перехватил его ногу и… впервые в жизни простил.
– Ладно, живи, – разрешил он. – Только покажи, где у тебя остальные ножи…
– Чего-о?! – выпучил глаза фельдшер.
И тогда Курбан молча повалил его на пол, стянул по рукам и ногам сорванной с окна шторкой и, словно паук жирную муху, отволок в угол.
– Слушай меня, лекарь, – сидя на корточках над испуганно вылупившимся фельдшером, произнес он. – Я здесь надолго. Не скажешь, где твои ножи и щипцы, не дам опия. Ты все понял?
В глазах лекаря появилось легкое беспокойство, и Курбан решил объяснить все сначала.
– Дня через два опий захочет войти в тебя снова, а я тебя ему не отдам. Еще и рот заткну, чтобы он не просил. Это понятно?
И вот тогда лицо фельдшера перекосилось от ужаса.
– Там… – мотнул он головой, – там… все инструменты. В саквояже…
* * *
К ночи Курбан наложил последнюю шину. Еще через три дня стало ясно, что перелом наступил и злые эджены болезни стремительно покидают еще недавно безжизненное тело. А на четвертые сутки дверь вылетела под бешеными ударами сапог, и в лазарет ввалился крупный краснолицый мужчина в военной форме.
– Ну и бардак здесь у тебя, – покосился он в сторону блаженно рассматривающего радужные, навеянные опием картинки фельдшера и склонился над телом поручика Семенова: – Слава богу, жив…
И лишь тогда он заметил сидящего в углу на корточках Курбана.
– А это что еще за обезьяна?! А ну пошел вон! Ну, фельдшер, ну, сволочь! Развел мне тут татаро-монгольский притон… для сирых и убогих…
Курбан склонил голову, чтобы орус-бажи не увидел на свою беду его яростных глаз, и торопливо вышел за дверь. Он свое дело сделал, теперь оставалось ждать.
* * *
Кан Ся обнаружили местные мальчишки – спустя два или три дня. Они тут же побежали к отцам, те – к старосте, а уж он отправил посыльного с извещением, что после той стрельбы, что устроили здесь русские, в деревне нашелся еще один труп – наверное, несвежий…
Еще сутки в полиции не могли выделить человека для вывоза и захоронения тела некоего неопознанного мужчины, а когда человек все-таки нашелся, оказалось, что седой полумертвый старик с раздробленной русской пулей скулой все еще жив.
Никаких документов при старике не оказалось, а потому полиция логично предположила, что это – хунгуз из тех, что проходили мимо Сыпингоу дня четыре назад. Ну а поскольку допросить его было решительно невозможно, Кан Ся просто отвезли в Гунчжулинскую тюрьму.
И вот здесь начались проблемы: принимать полумертвого хунгуза дежурный офицер наотрез отказался.
– Ты пойми, – мягко сказал он сержанту полиции, – мне эту тухлятину брать на себя никак нельзя. Он вот-вот помрет, и на какие деньги я его хоронить буду? Признания нет, протокола допроса нет… вот кто он вообще? Может, крестьянин здешний, а вы его – в тюрьму!
Сержант скрипнул зубами. Здесь все знали, что мертвых арестантов хоронят сами арестанты и совершенно бесплатно. Отвезти его обратно? Так и это не выход. Можно подумать, что если он помрет в полицейском участке, кто-то там наверху войдет в положение и выделит деньги на похороны!
