— Ну и почему же вы этого не делаете? — дерзко спросила Хейвен у шерифа.
— О Боже! — в ужасе прошептала Мэй.
— Я бы так и сделал, — сказал шериф, — если бы не одно обстоятельство. Вчера ночью, после того как пожар был потушен, нам позвонили. Одна женщина, проезжавшая мимо, утверждает, что видела мужчину, крадущегося к вашему дому в сумерках. Женщина сказала, что он был в белой рубашке и темных брюках, но кроме этого, ей нечего было нам сообщить.
— Ну, так это и есть тот самый человек, о котором я говорю! Почему же вы обвиняете меня в преступлении третьей степени? Почему вы его не ищете?
— Боюсь, описание внешности преступника нам мало что дает. Мало ли здесь мужчин в темных брюках и белых рубашках? Вы больше ничего не можете мне сообщить такого, что помогло бы расследованию? Может быть, вы все же о чем-то умолчали? Поджог — серьезное преступление, мисс Мур. Прошлой ночью кто-нибудь мог погибнуть.
— Одно я вам точно подскажу, шериф, — сказала Хейвен и наигранно глупо улыбнулась. — Вы ни за что не поймаете поджигателя, если будете сидеть здесь, в палате интенсивной терапии.
— Хейвен! — вскрикнула Мэй Мур.
— Ничего, все в порядке, миссис Мур. Так или иначе, я уже заканчиваю. Если ваша дочь еще что-нибудь вспомнит, пусть позвонит мне.
Как только шериф Лэмберт поднялся и сделал пару шагов к двери, Хейвен протянула руку и задернула занавеску.
— Кто-то видел человека возле нашего дома, а шериф
все равнодумает, что пожар устроила я! — сердито прошептала она, глядя на мать. — Как ты позволила Имоджин сказать ему такое!
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу приказывать твоей бабушке, — сказала Мэй. — А сейчас она жутко расстроена из-за дома, так что могла ляпнуть что-то, чего на самом деле не думает.
— А что, с домом все плохо? — спросила Хейвен, вспомнив обгоревший второй этаж. Ее слегка замутило, она с опасением ждала ответа. Дом на холме принадлежал их семейству сто пятьдесят лет.
— Его можно отремонтировать… — с деланым оптимизмом проговорила Мэй. — Второй этаж, конечно, сильно пострадал. Чердак и твоя комната сгорели полностью. После того как пожарные погасили пламя, крыша провалилась. А на нижнем этаже многое пострадало из-за воды. Страховка все покроет, но снова въехать в дом мы сможем не раньше чем через месяц.
— Ты сказала, что моя комната сгорела полностью?
— Да, детка, — печально кивнула Мэй.
— Все-все сгорело? Моя одежда, компьютер и все остальное?
— Боюсь, что да.
— Куда же мы денемся? Что мы будем делать?
— Не знаю. Бью и его отец говорят, что ты можешь пожить у них, сколько потребуется.
— А где Бью? Почему он не здесь?
— Откуда мне знать? — пожала плечами Мэй и протянула дочери мобильный телефон. — Я за своим-то ребенком едва успеваю уследить.
Хейвен набрала знакомый номер.
— Хейвен? — немедленно отозвался Бью.
— Ты где?
— Я в приемном покое. Меня к тебе не пускают. Сказали, что в палату интенсивной терапии можно только родственникам.
— Ну, тогда я к тебе приду.
Не дав матери опомниться, Хейвен выдернула из вены иглу капельницы и спрыгнула с кровати.
— Господи Боже, Хейвен! — прошептал Бью, бросившись навстречу подруге. — В этой больничной рубашке ты почти что…
— Мне все равно, — буркнула Хейвен. Ей было не до того, как она выглядит.
— А мне нет. Набрось-ка это. — Бью снял рубашку и протянул Хейвен, а сам остался в изрядно полинявшей черной футболке.
— Кто-то пытался меня убить, — сказала ему Хейвен.
Бью вдруг перевел внимание на пожилого мужчину, который изогнул шею и пялился на Хейвен сзади. Больничная рубашка завязывалась на веревочки на спине, и через просветы было видно голое тело.
— Эй, приятель, — строго произнес Бью. — Ты лучше отвернись, а не то я сам тебя сейчас отверну.
Второй мужчина, одетый в серые слаксы и белую рубашку, поспешно уставился на страницу журнала. Первый торопливо взял со столика журнал и стал его листать.
— Ты уверена? — спросил Бью.
— Когда я вчера вечером вернулась домой, в моей спальне был мужчина. Он меня толкнул, я ударилась и упала, а он поджег дом.
— Что же нам делать?
Во взгляде Бью сомнений не было, и на сердце у Хейвен стало немного легче. Но она стала гадать: а вдруг шериф Лэмберт прав? После того, что она натворила в кабинете доктора Тидмора, очень легко было предположить, что она вполне способна спалить дом.
— Про тебя не знаю, — сказала Хейвен, — но я не собираюсь тут торчать и ждать, что будет дальше.
ГЛАВА 25
Хейвен выписали из больницы в пятницу, и она поселилась в гостевой комнате у Декеров. Утром в субботу к Декерам приехала Мэй Мур и стала просить дочь, чтобы та в воскресенье пришла в церковь и помирилась с бабушкой. Старуха наконец согласилась с тем, что пожар, быть может, устроила не Хейвен, но она не могла простить внучке то, что та отправилась искать помощи у заклинателей змей. Имоджин лично просила внучку, чтобы та покаялась в этом проступке, посетив ближайшую проповедь доктора Тидмора. «Это самое малое, что ты можешь сделать», — сказала Мэй дочери. Если бы Хейвен не чувствовала себя немного виноватой за свой план тайком бежать из города, она бы ни за что не согласилась.
Однако она с самого начала знала, что на требования Имоджин откликаться не стоит. У нее с Бью, на самом деле, вовсе не было двух свободных часов. Начиная с субботнего утра они трудились не покладая рук — пытались сотворить одежду, в которой Хейвен не выглядела бы бездомной бродяжкой. Они распороли отвергнутые бальные наряды и теперь перешивали их. Получались легкие, воздушные летние платья для Хейвен. Из спорка черного шелка, предназначенного для платья Бетани Грин, вышло замечательное вечернее платье. «Ни за что не догадаешься!» — уверял Бью. До отъезда Хейвен собиралась купить футболки, джинсы и кроссовки, но изящные туфли на каблуках ей хотелось купить в Нью-Йорке. Она едва сдерживала волнение, представляя, как ходит по модным манхэттенским бутикам. Стоило ей принять решение об отъезде, стоило осознать, что в Сноуп-Сити оставаться небезопасно, и ее страхи отчасти развеялись. Теперь ею владела одна-единственная мысль: почти через сто лет она наконец вернется домой.
Наступило воскресенье. Хейвен вдруг поняла, что, несмотря на все портновские старания, у нее нет ничего такого, что можно было бы надеть в церковь. Имоджин бы со скамьи свалилась, если бы Хейвен явилась в церковь в платье с подолом всего до середины колена. А Хейвен меньше всего хотелось, чтобы старуху хватила кондрашка на глазах у добропорядочных жителей Сноуп-Сити. Узнав о проблеме Хейвен, отец Бью исчез в своей спальне и вернулся с чудесным голубым платьем в белый цветочек.
