Наконец Хейвен остановилась перед дверью. В первый момент, когда горничная открыла дверь, Хейвен не увидела ничего, кроме неба. Щурясь от солнца, она вышла на просторную террасу, выходящую на Центральный парк, — ту самую, которая предстала перед ней в видении. Слой городского смога остался далеко внизу, а здесь воздух был чистым и ясным. Вдоль кирпичной стены росли кусты роз, и алые цветы выглядывали из ячеек шпалеры, словно головы преступников из-за тюремной решетки. В каждом из углов стояли кадки с деревьями, кроны которых были подстрижены в форме идеальных шаров. Хейвен ожидала, что увидит на террасе старушку-аристократку, подрезающую розы, но за столиком с газетой и чашкой чая сидела женщина в джинсах и шлепанцах. Ей было лет тридцать пять.
— Меня зовут Френсис, — сказала женщина, пожала руку Хейвен и указала на стул, стоящий напротив нее.
Светлые волосы, стройная фигурка… Она сильнее походила на Констанс, чем сама Хейвен.
— Хейвен.
— Я как раз села выпить чая. Хотите чашечку?
— Да, спасибо, — ответила Хейвен.
— Должна признаться, я заинтригована, — проговорила Френсис, когда горничная поставила на стол чашку с блюдцем для гостьи. Хейвен сразу узнала красный с золотом орнамент на фарфоре. Чашки были из сервиза, унаследованного матерью Констанс от ее тетки. — Я ожидала увидеть кого-нибудь постарше. Но скажите, откуда вам известно о Констанс?
Ответ у Хейвен был наготове.
— Я изучаю историю общества «Уроборос», чтобы написать доклад для школы. Мне попалась на глаза газетная статья о гибели Констанс, и мне захотелось узнать о ней больше.
— Ясно. Отважная корреспондентка, — сказала Френсис. — В какой школе вы учитесь? Я закончила «Spence»… миллион лет назад.
К этому вопросу Хейвен не подготовилась.
— «Синяя гора», — пробормотала она.
— «Синяя гора»? Где это?
— Теннесси, — призналась Хейвен.
— Вы… ты приехала из Теннесси? Проделала такой путь, чтобы поговорить со мной?
Френсис Уитмен явно не поверила ни одному слову.
— У меня есть и разные другие планы в Нью-Йорке, — солгала Хейвен и почувствовала, что заливается краской. — Эта квартира принадлежала родителям Констанс, не так ли?
Френсис глубокомысленно улыбнулась.
— Да. Констанс была их единственным ребенком. Когда они умерли, квартиру унаследовал их племянник — мой отец. Я — последняя в роду Уитменов, и мне квартира досталась от родителей, которых не стало несколько лет назад.
— А ваши отец и мать были знакомы с Констанс?
— О Господи, нет, конечно. Констанс погибла по меньшей мере за двадцать лет до того, как родился мой отец, и в семье не любили говорить о случившемся. Сомневаюсь, чтобы я узнала ее имя, если бы не наткнулась на ее некролог, когда была примерно в твоем возрасте. Там говорилось, что она вместе с ее возлюбленным погибла при пожаре, и мне кажется, что это невероятно романтично. Кроме того, в некрологе упоминалось, что и он, и она состояли в организации под названием «Общество „Уроборос“» и что эта организация посвятила себя исследованию реинкарнации. Я была заинтригована. Я посетила ОУ и стала читать все старые газетные статьи, какие только могла разыскать в Историческом обществе. И тут я вспомнила о подвале.
— О подвале? — переспросила Хейвен.
— Каждая квартира в этом доме имеет помещение для хранения в подвальном этаже. Когда сюда перебрались мои родители, мы попробовали отнести туда несколько коробок, но оказалось, что кладовка забита вещами. Потом мы, наверное, просто о ней забыли. Но после того, как я начала читать о Констанс, я решила снова заглянуть в подвал. — Френсис помедлила и сделала глоток чая. — И я сорвала джекпот.
— Что вы нашли? — взволнованно спросила Хейвен.
— Все вещи Констанс. Видимо, ее родители упаковали все, что не погибло при пожаре, и убрали в кладовку. Там было невероятное количество картонок с безумными платьями с кринолином. Знаешь, такой красивой вышивки с бусинками я никогда не видела. Не исключено, что эти платья она шила сама и сама отделывала. И еще там были фотографии, на которых Констанс была снята со своим дружком и разными людьми из ОУ. Я даже нашла старинные любовные письма.
— От Этана?
Глаза Френсис сверкнули. Похоже, она была любительница посплетничать.
— Я так не думаю. Ни одно из писем не было подписано. Тот, кто написал эти письма, явно пытался ее завоевать. А Этану, насколько я понимаю, это больших трудов не стоило.
— Скажите… а я могла бы взглянуть на эти письма? — робко поинтересовалась Хейвен.
— Конечно. Если бы они до сих пор были у меня.
— Но где же они? — спросила Хейвен.
— Исчезли. Через пару месяцев после того, как я нашла все эти вещи, кладовые ограбили. Наши ближайшие соседи потеряли целое состояние. У них там хранилась антикварная мебель. Воры утащили все коробки Констанс.
— Кому могли понадобиться старые письма и платья?
Френсис стряхнула со ступни шлепанец и положила ногу на край ближайшей кадки.
— Мне кажется, эти воришки знали, что им нужно. Возможно, эти платья дорого стоили. Камеры наружного наблюдения засняли воров. Я сама видела видеозапись. Двое мужчин, с виду — профессионалы, погрузили все награбленное добро в пикап, припаркованный у черного хода. Они оставили кучу отпечатков пальцев. Казалось бы, копам ничего не стоило поймать их, но с тех пор мы ничего о них не слышали.
— А как насчет того блокнота, который вы подарили Историческому обществу Грамерси-парка? — спросила Хейвен. — Как же вышло, что воры не взяли этот блокнот?
— Историческое общество Грамерси-парка? Ни разу о таком не слышала. Наверное, ты имеешь в виду Историческое общество Нью-Йорка. Как бы то ни было, воры даже этот блокнот утащили. Насколько мне известно, — сказала Френсис, — он не принадлежал Констанс. В начале девяностых я обнаружила его на блошином рынке на Шестой авеню. Парень, который продал мне этот блокнот, сказал, что он попал к нему из поместья какой-то богатой старухи. Но это он так сказал. Как ее звали, он не помнил. Только сказал, что она, наверное, могла все эти события помнить лично.
Хейвен помолчала, обдумывая информацию.
— А вы какого мнения об этих газетных вырезках? — наконец спросила она у Френсис. — Вы думаете, Этан Эванс мог убить Констанс?
— Ни в коем случае. У меня даже мысли такой нет, — ответила Френсис, энергично помотав головой. — Я думаю, что они с Констанс безумно любили друг друга. Мне тридцать шесть, Хейвен, а я уже трижды была замужем. И хотя все трое моих мужей оказались уродами, я все равно верю, что еще узнаю настоящую любовь, когда она мне встретится. Может быть, ты сочтешь меня безнадежной романтичкой, но я читала полицейский отчет. Констанс и Этан умерли в объятиях друг друга. На самом деле, пожарные обнаружили их крепко обнявшимися. По-твоему, это похоже на убийство?
