– Она что, стриптизерша? – сморщился
пожилой санитар.
– Она была восхитительной
стриптизершей, – с вызовом ответила я. – Мне далеко до нее.
Мужчины опустили глаза и понесли носилки к
выходу. Я посмотрела им вслед и отвернулась к окну. На улице моросил дождь.
Мужчины поставили носилки в машину, и труповозка отъехала. Дождь стучал по
стеклу и был похож на маленькие слезинки, беспрерывно льющиеся из моих глаз.
– Вы в состоянии ответить на несколько
вопросов?
Вздрогнув, я увидела человека в форме.
– Да, конечно.
Мы прошли на кухню. Я налила себе полную рюмку
текилы и закурила сигарету.
– Необходимо сообщить родственникам...
– Каролина иногородняя. Я напишу вам ее
адрес, а вы уж, пожалуйста, сообщите сами. У меня язык не повернется рассказать
ее матери о том, что здесь произошло.
Я задумалась.
– Сегодня будут опрошены все сотрудники
вашего бара. Скажите, вы кого-нибудь подозреваете?
Я затянулась сигаретой и пристально посмотрела
на следователя.
– Нет.
– У нее был постоянный мужчина?
– У девушек из стриптиз-баров редко
бывают постоянные мужчины. Такая у нас профессия, что мужчины нас любят
использовать без какого-либо намека на постоянство.
– Вас это устраивает?
– Мы к этому приспосабливаемся, ведь у
нас нет другого выбора.
– Но совсем не обязательно танцевать в
баре. Можно поступить в институт, начать учиться, – поправил очки
следователь.
– Зачем?
– Как это зачем?
– Зачем учиться? Чтобы жить на нищенскую
стипендию, которую и то не всем платят?! А затем получить диплом и повесить его
в туалет, простите, потому что нигде нет свободных рабочих мест. Кому сейчас
нужны молодые специалисты? Никому. Если где-то открывается вакансия, в первую
очередь смотрят на стаж. Легче диплом в метро купить, вписать туда нужные
каракули и заказать печать, только он мне и даром не нужен. Я хочу зарабатывать
деньги не через пять лет, а сегодня, сейчас. Я не вижу ничего постыдного в
своей профессии. Это единственное, что я умею. Я не проститутка, зарабатывающая
на жизнь своим телом. Впрочем, я тоже зарабатываю телом, только разница состоит
в том, что мужчины не могут меня купить. Я не сплю с ними. Я разденусь на сцене
так, что у вас будет ломиться ширинка, но вы и пальцем не дотронетесь до меня.
Хотя на коктейль за сорок долларов можете пригласить, если, конечно, на него
хватит вашей зарплаты.
– Прекратите! – ударил кулаком по
столу следователь.
– Прекращаю, – прошептала я,
проглотив слезы.
– Может, вы как-то сумеете помочь
следствию? Ведь убили вашу подругу...
– Мы никогда не были подругами, –
сказала я. – Просто вместе работали и вместе снимали квартиру, чтобы легче
было платить.
– Может, вы что-нибудь вспомните? Может,
у вас есть какие-то подозрения? Не молчите. Одну вашу соседку закололи заточкой,
на другую вылили серной кислоты, не исключено, что следующей жертвой будете вы.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Почему? Обоснуйте свой ответ. Я же
вижу, вас что-то гнетет. Вы думаете, ее убил кто-то из поклонников?
– Не думаю. Не знаю.
– Это не убийство с целью ограбления. В
квартире никто ничего не искал. По всей вероятности, преступник был хорошо
знаком с вашей подругой, так как на двери нет следов взлома. Девушка сама
открыла дверь и впустила его внутрь. Кстати, а где были вы в момент убийства?
– Ездила в больницу к другой девушке, на
которую вылили серную кислоту. Вместе со мной были двое парней, они тоже
работают стриптизерами в нашем баре. Затем звонила по междугороднему своим
родственникам. Потом звонила мужчине, который бросил меня вчера вечером, посидела
в кафе и поехала домой. Когда я уезжала рано утром, Каролина ложилась спать.
– Почему вы тоже не легли спать? Вы
вместе вернулись с работы?
– Нет, я приехала намного раньше. Я очень
плохо себя чувствовала. У меня критические дни.
– Давайте поговорим о мужчинах, с
которыми встречалась ваша подруга. Кто был последним из ее партнеров?
– Их было много. Я не помню. Ничего не
могу сказать.
– Я хочу услышать ваше мнение. Как вы
сами думаете, кто мог ее убить?
– Мое мнение ничего вам не даст.
Послушайте, я сейчас очень плохо себя чувствую и не могу отвечать на ваши
вопросы. Пришлите повестку, и я приду в отделение.
Не выдержав, я громко зарыдала. Мне стало
жалко себя, Каролину, Тамарку и даже Макса. Захотелось рассказать про вчерашнюю
встречу с «боксером», про то, что Каролина так неосмотрительно дала ему мой
адрес и телефон, но я прекрасно понимала, что тем самым подпишу себе смертный
приговор. Мною овладел страх, липкий, всепоглощающий страх. Надо молчать, иначе
придется выложить про поезд, про эту злосчастную сумку, про рану под правой
грудью, про моего отца, заколотого пикой... Следователь заинтересуется мной,
узнает, откуда я родом. Мать Макса, наверное, уже объявила в розыск о пропаже
сына. Все ниточки сплетутся воедино. Потом найдут труп Макса, и меня объявят
преступницей. Нет уж, лучше оставаться в тени. Не стоит привлекать к себе
внимание. Менты любят совать нос не в свои дела и искать слабые места. Начнут
копать одно, а выкопают совсем другое.
Я вытирала слезы тыльной стороной ладони,
смотрела на тлеющую сигарету и тихо говорила: «Это бывает... Это сейчас
пройдет... Это нервы...»
Следователь воспринял мои слезы как решение
все рассказать. Он дождался, пока я немного успокоюсь, и настойчиво произнес:
– Говорите.
– Что? – потушила я сигарету.
– Рассказывайте о том, что вас гнетет.
– Все нормально. Меня ничего не гнетет.
Просто стало жалко Каролину.
Следователь вытянулся. Такого ответа он явно
не ожидал.
– Вы не хотите нам помочь?
– Я не могу.
– Нет, вы не хотите. Знайте одно, что
следующей жертвой, возможно, будете вы. Ваше глупое молчание выйдет вам боком.
Рано или поздно наступит момент, когда вы захотите мне все рассказать, но будет
уже слишком поздно. Всего доброго. Я пришлю вам повестку.
