Когда меня кинули в карантинную камеру, я
увидела там пожилую женщину. Мне так захотелось упасть ей на грудь и
выплакаться всласть, но она не обратила на меня никакого внимания. Понимаешь,
никакого, даже не повернулась в мою сторону. Взяв себя в руки, я тихо спросила
ее: «Вы тут давно сидите? Что вы натворили?» Она окинула меня безразличным
взглядом: «Зачем тебе?» «Просто так. Мы же с вами товарищи по несчастью,
значит, должны поддерживать друг друга», – грустно сказала я. Женщина
усмехнулась: «Вижу, милая, что ты тут новичок, поэтому дам тебе ценный совет. В
том месте, где мы с тобой находимся, никогда не было и никогда не будет
товарищей. Если не хочешь нажить себе неприятностей, забудь эти слова».
Это был мой первый урок. А сколько последовало
потом... Ты, конечно, видел фотографии преступников, ну, такие – в фас и в
профиль. Так вот, когда меня фотографировали, я нечаянно моргнула. Мент дал мне
дубинкой по голове, да так сильно, что у меня опухло правое ухо. Он сказал, что
забьет насмерть, если я испорчу еще хоть один кадр... Здесь никто не смотрит на
меня как на женщину. На меня смотрят как на кусок протухшего мяса...
Замолчав, я вновь накинулась на еду. Глеб не
переставая курил, нервно постукивая пальцами по столу.
– Ничего страшного, что я так много
ем? – спросила я.
– Да ешь на здоровье, – растерялся
Глеб.
– Я сейчас ем, как крыса, –
засмеялась я.
– Какая еще крыса? – не понял Глеб.
– Самая обыкновенная. Я ведь ем втихаря и
ни с кем не делюсь. На зоне таких называют крысами и бьют по морде. Тебе не
смешно. Извини. На зоне свои понятия и свой юмор. Просто я давно уже такой
вкуснятины не ела. Курочка, рыбка, икра – это тебе не баланда из наших шлемок.
– А что такое шлемки?
– Шлемки – это миски. Здесь свой жаргон.
Дальняк – туалет. Баландер – охранник, шлемки – миски.
Глеб встал, подошел ко мне, опустился на
корточки и стал целовать мои колени. Я замолчала и оттолкнула его.
– Ты меня боишься? – шепотом спросил
Глеб.
– Нет.
– А почему ты вся дрожишь?
– Сама не знаю.
– Даша, ты меня ни о чем не спрашиваешь.
Спроси меня о чем-нибудь.
– О чем? – задрожала я еще больше.
Глеб положил голову на мои колени и прошептал:
– Успокойся, я не причиню тебе зла. Ты
мне веришь?
– Верю, – чуть слышно сказала я.
– Спроси меня о том, как я жил все это
время.
– Глеб, как ты жил все это время?
– Обхвати мою голову, как раньше.
Помнишь, я приходил уставший, садился на пол, ты обхватывала мою голову руками
и целовала шею. Даша, ты помнишь это?
– Как-то смутно. Мне кажется, что все это
было не со мной.
– Ты погладишь мне голову?
– Не знаю. Я забыла, как это делается.
Мои руки уже тысячу лет не прикасались к мужчине. Они держат швабру, веник,
ведра, опухают от проколов иголкой на фабрике... Ты не ответил, как ты жил все
это время?
– Я женат...
У меня потемнело в глазах. Женат... Женат...
Значит, он все-таки женился... Господи, как больно, я не смогу вынести эту
боль... Нет, нельзя распускаться, надо быть сильной, иначе я не выдержу здесь,
наложу на себя руки или, что еще хуже, стану такой же, как все.
– Я женат, – повторил Глеб. –
Уже полгода.
– Твою жену зовут Вероника?
– Да. Через три месяца у нас родится
ребенок. Я возил жену на УЗИ. Сказали, что будет девочка. Так что в скором
времени у меня появится дочь. Все идет неплохо.
– Я очень рада за тебя, – выдавила я
улыбку.
Глеб поднял голову и пристально посмотрел мне
в глаза. Наши взгляды пересеклись, я не выдержала и заплакала, ругая себя за
это.
– Даша, почему ты не спрашиваешь, зачем я
приехал к тебе, если дома у меня все хорошо.
– Глеб, почему ты приехал ко мне, если
дома у тебя все хорошо?
– Моя жена очень красивая, вкусно
готовит, у нее прекрасные манеры и изысканный вкус. С ней не стыдно показаться
в любом обществе. Ее отец вложил большие деньги в мой бизнес. Дела мои пошли в
гору, я открыл дочерние фирмы, много работаю, иногда отдыхаю. Отец Вероники
подарил нам уютный домик в Испании, мы летаем туда по выходным и купаемся в
океане. Вероника прекрасно себя чувствует и должна родить здорового ребенка.
Она всем хороша, но у нее есть один крупный недостаток: она не умеет
танцевать...
– Что?
– Она не умеет танцевать так, как
танцуешь ты.
– Для тебя это так важно?
– Да, Даша. Я и сам не думал, но это так.
Иногда мне хочется сесть на диван, выпить коньяка и увидеть твой танец.
Вероника пытается изобразить нечто подобное, но у нее ничего не получается. Для
этого нужен талант. Если таланта нет, то и пробовать не стоит. Я объездил кучу
баров и видел сотни стриптизерш, но такой, как ты, не нашел. Ты сможешь сегодня
для меня станцевать? Понимаешь, Дашка, после свадьбы изо дня в день я думал об
одном: вот обязательно разыщу тебя, приеду на зону и попрошу станцевать. Ты не
сможешь отказать, ты станцуешь так, как танцевала для меня раньше. Чтобы у меня
перехватило дыхание. Попробуй, Даша. Я очень тебя прошу.
Глеб опустился на колени и с жадностью стал
целовать мои ноги.
– Глеб, пожалуйста, не надо, –
покраснела я. – У меня чесотка. Вдруг она передается...
Глеб еще крепче обнял меня.
– Станцуй. Умоляю тебя, станцуй, –
шептал он.
– Я не смогу... Я уже забыла, как это
делается... Я ничего не помню.
– Ты вспомнишь, вспомнишь... Я уверен,
что у тебя получится...
– Здесь нет музыки.
– Я подумал об этом.
Глеб вскочил и достал из сумки маленький
магнитофончик. Через минуту в комнате заиграла музыка, та самая, под которую я
танцевала в баре. Глеб сел на стул, пожирая меня страстным взглядом.
– Подожди, милый, мне надо
подготовиться, – нервно произнесла я и скинула телогрейку. Вслед за
телогрейкой полетели казенные войлочные ботинки. Глеб громко захлопал в ладоши
и поудобней устроился на стуле. Я низко поклонилась и начала танцевать.
