Я открыла глаза и встряхнула головой. Хватит
воспоминаний, пора выходить. Закутавшись в махровое полотенце, посмотрела на
себя в зеркало. Синяки под глазами, обветренные губы... Надо приводить себя в
порядок, иначе можно остаться без работы... Ладно, успею, у меня еще все
впереди...
Подушившись Танькиными духами, я натянула
старенькое платье, которое выменяла на зоне еще в первый месяц своего пребывания
там, затем завязала кеды, подняла с пола телогрейку, платок и открыла дверь.
В дальнем конце коридора стоял седоволосый
мужчина в дорогом костюме и разговаривал по сотовому телефону. Увидев его, я не
решилась идти дальше.
– Эти сволочи взорвали Димыча и еще троих
наших людей прямо у высотки, – донеслось до меня. – Заряд, по всей
видимости, был очень мощный. От джипа остался искореженный кусок железа и
больше ничего. Две машины, припаркованные рядом с ним, задело. Взрыв был
направленный. Эти сволочи грамотно заложили заряд. Ну ничего, мы им устроим! Мы
в долгу не останемся. Отыграемся по полной форме! Ну ладно, до связи.
Подумав, что прятаться нет смысла, я решила
пройти в комнату. Мужчина с интересом посмотрел на меня. «Наверное, это
папик, – мелькнуло в голове. – Танька похожа на него как две капли
воды. Те же черты, тот же властный взгляд...»
Поравнявшись с незнакомцем, я прижала к груди
телогрейку и растерянно произнесла:
– Здравствуйте, кажется, я заблудилась.
Вы не подскажете, где можно найти Таню?
– Ты Даша?
– Да.
– Очень приятно. А я Танин папа. Она мне
много про тебя рассказывала. – Мужчина взял мою руку и поднес к губам.
Вздрогнув, я выронила телогрейку. Мужчина
наклонился, чтобы поднять ее, и уперся взглядом в мои кеды. От стыда мне
хотелось провалиться сквозь землю.
– Пойдем, – улыбнулся он. – Я
отведу тебя к Тане. Ты не против, что я сразу перешел с тобой на «ты»?
– Конечно!
– Просто я не люблю никаких
официальностей. Меня зовут Григорий Давидович.
Мы дошли до конца коридора и зашли в огромную
гостиную. Танька сидела в кресле-качалке и потягивала коктейль. На ней были
обтягивающие джинсы и легкая кофточка. Увидев меня, она побледнела:
– Дашка, ну что ты так вырядилась! Я же
повесила банный халат!
– Да неудобно как-то... Он такой
чистый, – замялась я. – Мне и в своих шмотках нормально.
– Вот еще! Мы их сегодня ночью в камине
спалим. Пойдем, я тебя переодену.
– Тань, да ладно, – буркнула я.
– Папик, ты только посмотри! Она говорит:
халат чистый, – а ты что, грязная, что ли? Ты чем в ванне два часа
занималась?!
– Мылась.
– Пошли, горе мое!
– Девочки, только недолго. –
Григорий Давидович посмотрел на часы. – Скоро приедут гости. Спускайтесь
сразу в банкетный зал.
В коридоре я дернула Таньку за руку и
испуганно прошептала:
– Танька, какие гости? Какой банкетный
зал?
– Гости как гости. Приедут наши друзья и
родственники. А банкетный зал находится на первом этаже. Папа хочет накрыть
стол в честь твоего освобождения.
– Зачем все это? – расширила я
глаза.
– Дашенька, ты спасла мне жизнь. Если бы
не ты, то меня задушили бы в ту страшную ночь. Я обязана тебе. Папик умеет
благодарить тех, кто делает добро для его дочери. Не забывай, что ты моя
подруга и мы с тобой съели не один пуд соли. Могу я тебя достойно встретить или
нет?
– Танька, не знаю. Не нравится мне все
это.
– Что именно?
– Я не могу так быстро перестроиться. Мне
кажется, что все это происходит не со мной, что я по-прежнему нахожусь в
колонии. Я благодарна тебе за все, но я ничего не могу с собой поделать.
Танька крепко меня обняла и вытерла слезы.
– Это пройдет. У меня тоже так было.
Успокойся, Дашенька, прошу тебя. Да выброси ты эту чертову телогрейку! Что ты с
ней носишься как с писаной торбой?!
– Не могу, – вздохнула я. – А
вдруг за мной придут. Вдруг увезут обратно, а без телогрейки на зоне труба,
сама знаешь.
– Никто за тобой не придет! Никуда тебя
не заберут! Тебе эта телогрейка больше никогда в жизни не пригодится. Дай ее
мне.
Я протянула Таньке телогрейку и опустила
глаза. Еще немного, и у меня начнется истерика.
– Она хорошая, новая, – бессвязно
шептала я. – Если за мной придут и отправят по этапу, то без телогрейки я
пропаду, замерзну...
Танька кинула телогрейку на пол и посмотрела
на мои кеды.
– И это говно тоже снимай, – устало
произнесла она.
– Они, конечно, дырявые, свое уже
отходили, – продолжала шептать я. – У меня ботиночки были войлочные,
хорошие, теплые, – забрали, гады. Я столько времени на фабрике за
«спасибо» отпахала, столько дерьмовых халатов понашила, на ботиночки себе не
заработала. Обидно, Танька!
– Я уже тысячу раз слышала и про твои
дерьмовые ботиночки, и про дырявые кеды. Снимай эту гадость как можно скорее.
Я сняла кеды и кинула их рядом с телогрейкой.
– Платье тоже снимай. На него посмотришь
– и сразу на зону хочется, – улыбнулась Танька.
– Может, мне еще и трусы казенные снять?
– Зачем ты их вообще после ванны
надевала? В таких трусах только на зоне ходят.
Я стала нервно срывать с себя одежду.
Оставшись в чем мать родила, выпрямилась, поставив одну руку на талию и
вызывающе посмотрела на Таньку.
– Довольна?
– Довольна, – мотнула она головой и
внимательно осмотрела мое тело. – Да, подруга, у тебя та же беда, что и у
меня. Чесотка, язвы, нарывы... У меня тоже так было. Ладно, не переживай, папик
достал одну китайскую мазь, помажем – через несколько дней пройдет.
Я вздрогнула, заметив Танькиного отца,
выходящего из гостиной. Увидев меня, совершенно голую, рядом с ворохом одежды,
валявшейся на полу, он остановился и покраснел:
– Девочки, что вы тут устроили? Таня, вы
не в состоянии дойти до гардеробной?
– В состоянии. Просто именно здесь я
уговорила Дарью снять с себя это дерьмо.
Папик украдкой бросил взгляд на мою фигуру,
замотал головой и пошел вниз.
Позвонив в колокольчик, Танька вызвала
горничную и вежливо попросила ее:
