– Я остался жить только потому, что
выжила ты.
...Папик вышел, не попрощавшись и даже не
оглянувшись. Я улыбнулась и смахнула выступившие слезы. Если я не ошибаюсь, он
влюбился. Его любовь для меня – настоящая награда после всех лишений, мучений и
наказаний. Я закрыла глаза и спокойно уснула.
Глава 17
Папик подъехал к выписке с огромным букетом цветов.
Усадив меня на заднее сиденье новенького джипа, он сел рядом и повез меня в
сторону центра. Следом за нами ехал еще один джип, набитый мордоворотами. Папик
заметил, что я постоянно оборачиваюсь, и сказал:
– Не обращай внимания, Дашенька. Это мои
ребята. Я, к сожалению, везде должен быть с охраной. Жизнь у меня такая. В
любой момент могут хлопнуть.
Я улыбнулась и прижалась к нему. Подъехав к
одному из домов на Кутузовском проспекте, машины остановились. Папик помог мне
выйти из машины, взял за руку и повел в подъезд. Мордовороты неотступно
следовали за нами, готовые выстрелить в любой момент. Открыв дверь квартиры,
папик наконец распрощался с охраной:
– Пусть все едут по объектам и по домам.
Женька останется дежурить в машине у подъезда. Остальным отбой.
Закрыв дверь, папик провел меня по комнатам
уютно обставленной квартиры и грустно произнес:
– Ну вот, девочка, мое новое убежище. На
днях прикупил. В общем-то квартира неплохая, но я никогда не любил городские
квартиры. Я предпочитаю жить в особняках.
– Шикарная квартира! – воскликнула
я. – Наверное, стоит целое состояние!
– Для меня это копейки, – засмеялся
папик, снял пиджак, кобуру, подкатил журнальный столик с бутылкой крепкого
джина и разлил его по рюмкам.
– Давай, Дашенька, отметим твое
выздоровление! Я хотел по-домашнему. В ресторане постоянная суета, да и народу
слишком много. Я в последнее время стал уставать от суеты. Ты не против, если
мы отпразднуем это событие здесь?
– Я бы хотела съездить на кладбище, чтобы
проведать Татьяну...
– Завтра обязательно поедем. Меня туда
самого тянет... – Папик грустно улыбнулся. – Танька говорила, что ты
лимузины любишь, а я их терпеть не могу. Хотел приехать за тобой в больницу на
лимузине, но не смог пересилить себя. На них одни пижоны разряженные катаются,
а нормальный мужик в джип сядет.
– Мне все равно, на чем вы
приехали, – несмело сказала я.
– Даша, давай перейдем на «ты». А то я
себя рядом с тобой дряхлым стариком чувствую, словно мне лет девяносто, не
меньше. Зови меня просто Гришей.
– Гришей? – переспросила я дрожащим
голосом.
– Ну, если хочешь, Григорием. Как тебе
удобно.
– Я постараюсь...
– Даша, я хочу знать о тебе все.
– В смысле?
– Я хочу знать о тебе все. Тебе
необходимо выговориться. Мне кажется, что ты многое держишь в себе. Тебя что-то
гнетет, девочка. Расскажи мне все. Я не причиню тебе зла.
– Вы хотите знать все?
– Хочу.
– Тогда слушайте.
– Слушай, – поправил меня папик.
– Слушай, Гриша, – нерешительно
сказала я и начала говорить.
...Я рассказала ему про то, как вышла замуж за
Макса, как мы жили все это время, как Макс опротивел мне и я хотела его убить,
про свой стриптиз-бар, про Глеба, про его предательство, про Веркины угрозы,
про знакомство с сатанистами, про колонию и встречу с Танькой и даже про то,
как Глеб приезжал ко мне на свидание и просил меня станцевать. Папик
внимательно меня слушал, ни разу не перебив.
– Мне не дает покоя смерть Макса. Верка
что-то скрывает. Почему тело до сих пор не нашли и меня не забрали в милицию?
Почему мать Макса не захотела встретиться со мной? Больше всего на свете я
боюсь опять оказаться в колонии. Я не выдержу там. Лучше умереть, чем попасть в
это страшное место, – тяжело вздохнула я.
Папик вытер выступивший на лбу пот, посмотрел
на часы и неожиданно спросил:
– Сколько, ты говоришь, ехать до твоего
поселка?
– Ночь на поезде.
– На машине намного быстрее. Поехали, на
джипе домчимся с ветерком.
– Куда поехали? – округлила я глаза.
– В твой поселок. Надо разобраться с этим
вопросом раз и навсегда. Найдем твою Верку, и я вытрясу из нее всю правду. Она
в два счета признается мне, кто убил твоего мужа, и тебе ничего не будет
угрожать.
– Но ее могут посадить?
– Ты посидела, пусть и она со своим
муженьком посидит.
– Нет. Я так не могу.
– Поехали. Я гарантирую тебе, что их
никто не посадит. Я хочу одного: чтобы они честно рассказали, кто убил твоего
мужа. Я хочу, чтобы тебе ничего не угрожало и ты жила спокойно. Никто и никогда
больше не будет вымогать у тебя деньги.
– Я боюсь...
– Не ври. Ты ничего не боишься. Я это
понял, когда увидел в твоих руках автомат. Ты прекрасно палила и этим сразила
меня наповал, – засмеялся папик и поцеловал меня в щеку.
– Гриша, ты уверен, что нам нужно туда
ехать?
– Конечно! После этой поездки ты
вернешься совсем другим человеком...
Папик взял меня за руку и повел к выходу. Я
попятилась обратно в зал.
– Гриша, я не готова. Я не могу так сразу
приехать туда. Я боюсь.
– Чего?
– Я боюсь, что меня там ждет милиция.
Если кто-нибудь узнает, что я вернулась домой, меня сразу схватят и засадят
туда, откуда ты меня вытащил. За убийство дают очень много. Я не выдержу,
Гриша! Я там сломаюсь. Я не хочу! Там страшно, Гриша. Там ужасно страшно.
Только в этом жутком бараке я поняла, что самое ценное на свете – это свобода.
Ни деньги, ни яхты, ни виллы, ни личные самолеты, а свобода, потому что когда
ее нет, то ничего этого не нужно. В заключении все видишь в истинном свете.
– Но ведь ты же не убивала своего мужа?
– Я не смогу этого доказать.
– Это докажу я. Тебе нечего бояться.
– Но ведь я была соучастницей! Я
уговаривала родственников убить моего мужа, обещала золотые горы, устроила этот
пикник, помогала тащить тело к болоту, когда все произошло. За это тоже
полагается срок.
– Зачем ты это затеяла? Разве ты не могла
развестись с ним по-человечески?