— Осторожней.
Трез отвел взгляд. На сей раз руки у него дрожали не только из-за артрита.
— Севатар… — проговорил он.
— А, так теперь я Севатар. Теперь, когда ты почти вывел меня из себя, ты решил проявить каплю уважения.
Капитан приблизился под угрожающий гул доспеха. От близкого гудения активированной боевой брони у Треза заныли десны. Севатар присел на корточки рядом со стариком в кресле, устремив на архивариуса пристальный взгляд. Его черные глаза казались смоляными провалами на бледном лице.
— Что он рассказал тебе, Трез? Чем мой отец поделился со своим маленьким пожирателем грехов?
Старик выдавил трясущимися губами:
— Правдой.
На лицо первого капитана вернулась усмешка — фальшивая улыбка, не затронувшая глаз.
— Полагаешь, я не прикончу тебя, прямо здесь и сейчас?
— Примарх…
— Примарх лежит при смерти на борту другого корабля. И даже если бы он вошел сюда в эту самую секунду, думаешь, это меня бы остановило? Меня тошнит от тебя, старик.
Повелитель Ночи обхватил челюсть пожилого архивариуса закованными в перчатку пальцами.
— Вонь твоей медлительной крови и изношенной кожи… Угасающий ритм дряхлого сердца у тебя в груди… А теперь еще и опасные слова, безрассудно сорвавшиеся с этих губ, — Севатар отпустил старика. — Тебя легко ненавидеть, Трез.
— Я могу помочь тебе. Вот почему я хотел поговорить с тобой. Я могу тебе помочь.
Севатар встал и на ходу потянулся за шлемом.
— Мне не нужна твоя помощь.
Трез откашлялся, прочищая осипший от нерешительности голос.
— Это уже не работает, так ведь? Тренировки. Медитации. Ты больше не можешь, как раньше, удерживать боль внутри.
Капитан даже не обернулся.
— Ты ничего не знаешь, смертный.
— Ты лжешь, Яго.
Севатар спрятал бледное лицо под череполиким шлемом. Крылья летучей мыши, откованные из темного железа, раскинулись над ним мрачным гребнем. Голос его превратился в рычание вокса.
— Я сын бессолнечного мира и целиком и полностью принадлежу Восьмому легиону. Конечно, я лгу, Трез. Мы все так делаем.
Глава III
Подготовка
Боль сначала легонько коснулась его, пульсирующей волной прокатившись под веками. Лишь только прилив пошел на спад, и Севатар осмелился понадеяться, что на этот раз она оставила его в покое, боль вернулась с утроенной силой.
Капитан потер усталые, пересохшие глаза большим и указательным пальцем. Он и без ретинального дисплея шлема знал, что не спал две недели. Он чувствовал каждый прошедший час.
— Капитан? — раздался женский голос.
Подняв взгляд от дисплея тактического гололита у него перед глазами, он увидел темноволосую женщину в помятом летном комбинезоне, державшую под мышкой шлем с визором. Пока Севатар смотрел на нее, вновь нахлынули звуки мостика, разрушая его и без того хрупкую концентрацию. Он старался изо всех сил не обращать внимания на шепот, бормотание, гул и лязг, издаваемые тремя сотнями поглощенных своей работой людей и сервиторов.
— Говори, командир крыла Каренна.
— Со всем уважением, сэр… вы выглядите паршиво.
— Как-то это не слишком похоже на «все уважение». Чего ты хочешь, Тея?
— У меня плохие новости, сэр.
На сей раз Севатару не пришлось изображать поддельную улыбку. Плохие новости были из тех немногих вещей, что неизменно его веселили.
— Разумеется.
— «Клинок тьмы» только что вошел в систему. Командор Юл на борту, живой и невредимый.
— Это делает его новым адмиралом флота. Передай ему мои неискренние поздравления с титулом, который он заслужил лишь потому, что оказался единственным выжившим офицером флота. Но где же плохие новости?
— Он передал мне по воксу, что командир крыла Верит погиб в засаде. Все «Пустотные кондоры» потеряны. Хотите ли вы, чтобы я придала «Клинку» эскадрилью истребителей с другого корабля?
Он отмахнулся от вопроса.
— Спроси у нового адмирала, это его игровое поле. Единственный мой приказ — ты и «Скрытые» должны остаться на борту «Сумеречного».
Каренна отсалютовала в традиции Восьмого легиона: разведя пальцы, она приложила их к груди над сердцем — знак подчинения, того, что она отдает сердце своему командиру. Еще один гангстерский обычай, уходящий корнями далеко в прошлое. На Нострамо его значение было куда более буквальным и кровавым: если человек, предлагавший свою верность столь искренне, уличался во лжи или некомпетентности, сердце вырезали у него из груди.
— Ваше доверие ко мне и моим людям делает нам честь, капитан.
Севатар уже снова глядел на гололитический дисплей, просматривая потенциальные варп-маршруты выхода из системы.
— Ступай, Тея.
— Есть, сэр.
Глядя ей вслед, Севатар, наконец, бросил тактические схемы.
— Ты, — обратился он к ближайшему сервитору.
— Да, — отозвался тот безжизненным голосом.
Бионические глаза существа, казалось, не способны были ни на чем сфокусироваться.
— Запиши эти намеченные маршруты полета. Передай их остальной части флота.
— Слушаюсь, — ответил лоботомированный раб.
Обрубки его ампутированных пальцев переходили в штекеры, подключавшиеся к стандартизированным имперским терминалам. Не мигая, сервитор вставил изувеченные пальцы в соединительный разъем. Раздалось пять негромких щелчков.
Севатар вновь развернулся к пустующему командному трону примарха. До того, как они попали в засаду, место рядом с троном занимал адмирал флота Торун Кешр, всегда сохранявший спокойную собранность. Севатар никогда не видел, чтобы этот человек волновался — даже когда умирал под обломками посреди горящего мостика.
— Прошу, помогите мне встать, — сказал тогда старый офицер.
Севатар и пробовать не стал. У человека не было ног. Первый капитан не видел их в дыму, но даже если бы и видел, это ничего бы не изменило.
Севатар силой заставил себя вернуться к настоящему.
— Вызвать капитанов Офиона, Вар Джахана, Крукеша, Товака Тора, Нараку и Аластора Рушаля на «Сумеречный», — сказал он, не заботясь о том, кто из офицеров выполнит приказ. — Я буду ждать их в покоях примарха.
Без лишнего слова он покинул стратегиум.
— Яго, — приветствовал его старик, когда дверь отъехала в сторону.
Настала одна из тех редких минут, когда на лице Севатара появилось иное выражение, кроме фальшивой улыбки. Он выглядел искреннее изумленным. Недоверчиво сощурив один глаз, капитан уставился на согнувшегося над столом архивариуса. Ученого окружали гниющие тела, свисавшие с потолка на ржавых мясницких крючьях.
