Ничего нового командор придумывать не стал, используя уже привычные решения сверхтонких плазматических шнуров для резки каменного массива. Правда, пришлось немного доработать плетение. В частности, в камень входило что-то вроде сеточки из тончайших плазматических лучей. А чтобы упростить выборку породы, то, продвинувшись на один сантиметр, сетка проворачивалась на сорок пять градусов. Так что на поверхность с помощью телекинеза поднимались ровно нашинкованные кусочки гранитного массива, перемещались и сваливались в отвал, недалеко от туннеля.
Однако процедура вышла очень утомительной и долгой. Далену пришлось серьёзно ограничить скорость прохождения диска, дабы те три резонаторных кристалла, что он имел при себе, справлялись с восстановлением расходуемой энергии.
Десять миллиметров в секунду – весьма недурная скорость, но в масштабах «бурения» она была «ни о чём». Те триста метров, на которых, согласно ориентирам дракона, залегал саркофаг, требовали больше трёх часов непрерывного прохода. Так что только к исходу четвёртого часа диск достиг мощной подземной полости, что вызвало довольный возглас иллюзии Разикале:
– Да!
– Так саркофаг в обычной пещере завалили?
– Конечно. Как на такой глубине можно сделать иначе?
– Масса вариантов. Впрочем, всё это мелочи. Поехали, – сказал Дален и спрыгнул в него, притормаживая себя в полёте телекинезом.
Внутри огромной пещеры на подиуме стоял громадный мраморный саркофаг, выполненный в форме прямоугольного параллелепипеда. Лишь какие-то надписи на его поверхности мерцали в сумраке, слегка портили практически идеальную форму «объекта».
– Видишь вот эту печать? – Иллюзия показала на сложную фигуру на стенке. – Если её разрушить, то защитные функции саркофага будут уничтожены.
– А иным способом можно сделать проход в стенке?
– Нет, это исключено. Плетение очень мощное. Да и зачем тебе это?
– Хочу оставить ловушку для порождений тьмы.
– Так мы можем после извлечения меня снова саркофаг запустить. Это не проблема. А какого рода ловушка?
– Ядовитый газ без цвета, вкуса и запаха, – подмигнул иллюзии Дален.
– Шутник, – усмехнулась иллюзия.
– Как снять печать?
– Я же говорю – разрушить.
– Это я понял. Как разрушить?
– Да ударь чем-нибудь. Это не проблема.
– Ну как знаешь.
Дален поднял телекинезом камень с пола и, разогнав его вращением, ударил по печати. Раздался громкий треск, надписи потухли. Крышка медленно сдвинулась и упала на пол, каким-то чудом не сломавшись. А из саркофага повалил какой-то туман.
Наступила тишина, которая длилась минут пять. Туман, словно молоко, переливался через края саркофага и стекал на пол. Вдруг послышался лёгкий шелест, и над туманом плавно выросла голова дракона. Настоящего, а не иллюзорного. Раздалось довольное урчание, после которого показалось и всё остальное тело, довольно ловко выбравшись из саркофага на пол пещеры.
Пока дракон приводил себя в порядок, дёргая лапками, крылышками и прочим, Дален поднял своё тело телекинезом и заглянул внутрь саркофага. Внутри он напоминал скорлупу яйца, точнее, его половину, в которой в позе эмбриона размещался дракон.
– Да, любопытное зрелище, – из-за спины раздался довольно раскатистый голос.
Дален обернулся и увидел, что дракон уже сменил обличье, представ в облике того же самого человека.
– Хватит сил подняться по колодцу?
– А мы не будем ставить ловушку?
– К демону её. Я очень устал, если честно. И мне хотелось бы просто поспать, подведя черту под этим делом.
– Я всё же закрою саркофаг. Нельзя информировать Архитектора о том, что я освободился.
Разикале подошёл к своей тюрьме и сплёл какое-то очень странное плетение. Крышка закрылась. Надписи загорелись вновь.
Часть четвертая
Дракон
Глава 20
Дален открыл глаза. В голове всё гудело, а картинка расплывалась и очень странно отображалась. Непривычно широкий угол обзора давал резко неприятный эффект – командора мутило. Приходилось закрывать глаза и несколько секунд приходить в себя, а потом повторять снова попытку осмотреться. Но помогало это плохо. Не лучше обстояло дело со слухом и другими ощущениями. Да и вообще состояние напоминало утро после тяжелейшей попойки, в которой ни в чём себя не ограничивали.
– Как он?
– Тяжело. Я вообще не был уверен, что у него получится. Почему он не сказал, что такой слабый маг? Он вообще умереть мог.
– В каком смысле?
– В прямом. Магического потенциала практически нет. Я сразу и не заметил, что он ловко пользуется резонаторными кристаллами, прикрывая этим свои скромные возможности. Знал бы – ни за что не предложил подобное решение.
– Это он недавно таким стал, после поражения жезлом могущества.
– Что?!
– Это долгая история.
– Думаю, мы не спешим. Он сейчас почти как новорождённый, ему ещё долго вот так валяться.
– Откуда ты знаешь?
– Да это же видно. Две чужеродные сущности взаимно проникают друг в друга. Что получится на выходе, сложно сказать, но старого Далена больше нет. Так что там за история?
– При Остагаре он смог остановить наступление армии архидемона, дав шанс остаткам разбитой армии короля отступить.
Разикале удивлённо поднял бровь:
– В одиночку?
– Да. Он забрался на башню и…
– Я слышал об этом. Думал, что это легенда.
– Нет, он на самом деле это сделал. Я сама не видела, но мама была очень впечатлена. Она его с бастардом короля Модеста и спасла оттуда. Дален повёл себя так, будто он совсем недавно, даже для человека, столкнулся с магией.
– А круг магов?
– Да, его там должны были учить и про это рассказывать, но он как будто родился заново и ничего подобного не знал. Все его плетения не походили на то, к чему я привыкла и что когда-то видела. Он был настолько чужеродный и необычный, что я постоянно поражалась, откуда он такой взялся.
– Я согласен с тобой, у меня аналогичное ощущение.
– Его внутренняя структура была сильно повреждена посредством полного истощения. Поэтому маме пришлось его собирать буквально по кусочкам, ориентируясь на наиболее яркие позитивные моменты его памяти. История путаная, но смысл заключается в том, что мама здорово ошиблась, сильно улучшив командора. Как ей это удалось, даже она сама понять не смогла, хотя и делала вид, что «так и быть», пользуйся.
– Зачем он ей понадобился? Никогда бы не подумал, что Флемет будет так печься о человеке.
