– У меня двое детей. Когда есть дети, зачем мужчины? Дети
выросли, а значит, пришло время пожить для себя. Да и какой прок в этих
мужиках? Делать детей? Мне это уже не нужно. Я свою программу-максимум по
деторождению выполнила. Если только передвигать тяжелую мебель в квартире, но и
в этом необходимости нет. Что касается секса... Мужики через одного импотенты.
Гонору много, а в постели сдуваются, как шары. И там-то с них пользы особой
нет. Я вообще не понимаю, почему все говорят, что мужчины сильнее. В чем? Они
могут быть сильнее женщины только физически, потому что именно они ходили на
охоту, добывали пищу, воевали. А вот в моральном плане им до нас расти и расти
и, по всей вероятности, никогда не дорасти. По статистике большая часть
самоубийц именно мужчины, наши нежные, легкоранимые существа. Попробовали бы
хоть месяц пожить с месячными, я бы на них посмотрела. А еще пусть парочку
детей родят, воспитывают их всю жизнь. Да что там говорить! Почему-то самые
ответственные дела Бог поручил именно женщине. Просто он наперед знал, что
мужики не справятся. Мужики как сперматозоиды – только один из миллиона
оказывается полезным.
Проснувшись, я попыталась понять, где нахожусь, и, вспомнив
события вчерашнего вечера, тут же вскочила с постели. Приняв душ, надела свои
вещи и набрала Веркин номер телефона.
– Вера, ты как вчера добралась?
– Хорошо. Я уже на работе. Голова болит. Мы так бурно с
тобой вчера посидели. А ты как себя чувствуешь?
– Отлично. Знаешь, я впервые в жизни спала на улице. –
Брякнув, я чуть не прикусила себе язык. Господи, мне ведь нельзя говорить, где
я! Не сомневаюсь, в этом доме даже у стен есть уши.
– Ань, ты что, с ума сошла – спать на улице? Что на тебя
нашло? У тебя в квартире даже балкон не застеклен. В наше время это очень
опасно. Мало ли какой идиот может залезть.
– Что-то я об этом не подумала. Больше не буду.
– Вот и я про то же. Сейчас столько дебилов вокруг.
Какой-нибудь придурок на балкон залезет и еще горло ножечком перережет. Сейчас
не те времена, чтобы на балконах ночевать.
Быстро переведя разговор на другую тему, я поговорила о
чем-то незначительном и положила трубку. Затем обошла несколько раз комнату в
поисках видеокамеры, но ничего подозрительного не обнаружила. Когда зазвонил
внутренний телефон, я вздрогнула и сняла трубку.
– Анечка, это тебя Грета беспокоит, – послышался в трубке
доброжелательный голос домработницы. – Ты уже проснулась?
– Да. Доброе утро.
– Вообще-то уже обеденное время.
– Я так долго спала? – Я с ужасом посмотрела на часы. – Уже
два часа! Никогда не спала так долго. Может, оттого, что уснула на террасе.
– На свежем воздухе всегда хорошо спится. Анечка, я хотела
спросить: тебе принести завтрак или уже даже обед в твою комнату или ты
спустишься в столовую?
– А кто в доме?
– Илья Петрович уехал по делам.
– Тогда спущусь, – обрадованно произнесла я.
Когда я зашла на кухню, Грета хлопотала у плиты. Увидев
меня, тут же спросила:
– Так что тебе подавать: завтрак или обед?
– Давайте уже обед. Я бы с удовольствием поела борща!
– Правда? У меня как раз сегодня борщ.
– Здорово!
– Тогда иди в столовую. Я сейчас накрою.
– Грета, да я на кухне поем. Я непривередливая и совсем не
голубых кровей. Я воспитывалась в детском доме.
– Надо же. – Грета налила мне тарелку борща.
Я тут же повела носом и уже по запаху поняла, что борщ
необыкновенно вкусный.
– Никогда не ела борща вкуснее.
– А в детском доме вас как кормили?
– Обыкновенно. Я там в хороших отношениях с поварихой была.
Она меня очень любила и постоянно приносила что-нибудь вкусненькое.
– А родители твои где?
– Не знаю. Я их никогда не видела.
– А искать не пыталась?
– Зачем? Меня у калитки детского дома нашли. Сторож плач
услышал, вышел из своей сторожки и увидел сверток на земле. Мне всего несколько
дней было. А в свертке записка: «Доченька, прости, если сможешь».
– Я бы таких матерей своими руками давила, – принялась
возмущаться Грета. – Это же какое сердце нужно иметь! Точнее, его вообще нет и
не было!
– В жизни всякое бывает, – философски заметила я. –
Наверное, мать моя молодая была, очень глупая.
– И не поумнела. Если за все эти годы свою ошибку не
осознала и не объявилась. А ты, значит, на нее не сердишься?
– Сначала обида была, а потом прошла. Спасибо, что не
задушила.
– Да что ты говоришь?!
– Грета, я жизнь говорю. Сколько таких случаев сейчас, не
сосчитать. Рожают и на тот свет детей отправляют. Вон, у меня подругу Верку
нашли в мусорном баке.
– Где? – Грета захлопала ресницами и выронила поварешку.
– Зима, холод жуткий. Врачи все были в шоке. Не понимали,
как ребенок выжил. Так что можно сказать, она в рубашке родилась. Вот ее мать –
сука последняя. Выкинула дитя в мусорный бак. А меня хоть в свертке под двери
детского дома положила, да еще и письменно прощения попросила.
– Да уж, мамашки нынче пошли. Головы бы по-откручивала. Как
борщ?
– Я такого вкусного никогда не ела!
– Так уж и не ела. – Польщенная Грета расплылась в улыбке.
Я заметила, что ей приятно со мной общаться, и это не могло
не радовать. Мне хотелось войти к ней в доверие и иметь в этом доме хотя бы
одного друга или даже союзника.
– А Илья Петрович где?
– Уехал по делам. Когда приедет, не знаю. Он передо мной не
отчитывается.
Разговаривая с Гретой, я все больше убеждалась, что мне не
найти пленку, на которой изображена смерть Николая. Дом слишком большой. Я даже
не знаю, где именно искать. Да и вполне возможно, что в каждой комнате есть
видеокамера. Нужно потихоньку выпытывать информацию о доме у Греты, освоиться и
понять, откуда начать поиск. Скорее всего, это личная комната старика или его
кабинет. Одним словом, та часть дома, куда другим доступа нет.
– Какой все-таки большой у Ильи Петровича дом. Что он во
всех этих комнатах делает?
