А законы у нас очень хитрые. Выпускники детских домов
считаются сиротами только до двадцати четырех лет, а после становятся обычными
гражданами. Если до этого возраста не получилось выбить жилье, все, поезд ушел,
и поднимать вопрос не имеет актуального смысла. Поэтому чиновники тянут до
последнего. Говорят: ждите... Проходят годы, мы ждем. А при очередной попытке
добиться справедливости у нас сначала смотрят паспорт. Если исполнилось
двадцать четыре года, чиновники разводят руками и говорят, что уже ничем не
могут помочь. Отпущенное время ушло.
А потом нас с Веркой технично попросили из общежития, ведь
за него нужно платить, а нам нечем. Несмотря на закон, пришлось искать и
бороться за крышу над головой. Благо Верке дали койку в общежитии
фармацевтического училища а я вышла на промысел и смогла снять сначала комнату
в коммуналке, а потом отдельную малогабаритную квартиру на окраине.
Возможно, мы и правда очень сильно отличались от детей,
которые не воспитывались в детских домах, но ведь у нас замкнутость
«детдомовского» мира. Дети живут в детдоме, здесь же учатся и даже в школе
видят вокруг себя только таких же сирот. В результате, когда выходим из стен
детского дома, мы просто не знаем, как общаться с людьми. Мы выросли в дефиците
общения со взрослыми, никогда сами не ходили в магазин, не покупали себе еду.
Мы не знали, как расходовать деньги, не умели разбираться в людях. Нас никто
этому не учил, и мы ничего не знали о нормальной жизни в семье. Мы никогда ни к
кому не ходили в гости и не знали, что это такое. Оказалось, это такая
радость...
В общем, жизнь в детском доме я вспоминаю с болью в сердце.
Нам было плохо. Очень плохо. Каждый воспитанник как озлобленный волчонок. Нас
закаляла нелюбовь... Мы все росли в так называемой психологической капсуле,
зажатые в своем мирке, из которого боялись высунуться. Я жила в среде себе
подобных и совершенно не представляла реалий жизни. Да, я смотрела телевизор,
слушала радио, но жизни, по сути, не знала. Слабо представляла взаимоотношения
в нынешнем зверином обществе, где господствует религия денег, где совесть и
честь не в чести. Покидая детский дом, ни я, ни Верка не были готовы к самостоятельной
жизни. Выброшенные в «свободное плавание», мы оказались абсолютно беззащитны.
Многие наши выпускники стали жертвами аферистов, обманщиков, бессовестных
чиновников, а некоторые попали в мир криминала. Никто не умел постоять за свои
права, ибо попросту о них ничего не знал.
Одна девочка из нашего выпуска закончила жизнь
самоубийством. Один парень стал наркоманом, а другой бомжом, поскольку после
выхода из детского дома оказался вообще без какой-либо жилплощади. И опустился
на самое дно.
Я отвлеклась от печальных мыслей, встала, сунула часы
мертвого Николая в тумбочку и быстро привела себя в порядок, надев новое
платье. К положенному времени спустилась в каминный зал, гадая, что старику от
меня потребовалось. Старикан сидел в кресле и читал газету. Заметив меня,
отложил газету в сторону и придирчиво меня оглядел.
– Вполне приятные изменения, – отметил он, как только я села
напротив него. – Тебе идет дорогая одежда.
– Спасибо, – натянуто произнесла я.
– Завтра ты должна встать рано. Ровно в девять утра тебя
будет ждать Ястреб. Он отвезет тебя в косметический салон.
– Зачем?
– Затем, что к дорогой одежде требуется дорогой ухоженный
вид. С тобой поработают парикмахер, косметолог и визажист. Дадут дорогую
косметику и научат правильно краситься.
– Может, вы объясните, зачем это все? Дорогая одежда,
косметика... Что со мной будет дальше?
– Не торопи события. Ты продала мне свою душу, поэтому
просто доверься и плыви по течению.
– По течению неизвестности?
– Если хочешь, понимай так.
Из этого старикана щипцами информацию не вытащишь. Хитрый.
Думает, из-за шмоток я потеряю бдительность и поверю, что попала в рай. Уж я-то
знаю, что бесплатный сыр только в мышеловке. Интересно, что ему надо... Будет
использовать меня как красивую картинку для своих дел... Надеюсь, у него хватит
ума не продавать меня как дорогую проститутку. Хочется верить, что человек,
живущий в такой роскоши, не занимается сутенерством. Кстати, в его доме не так
мало приятных людей. Доброжелательная Грета, мужественный Ястреб... Старый
козел окружил себя неплохими людьми, да только ничему хорошему у них так и не
научился.
– Ты уже освоилась? – Старик смотрел на меня таким колким
взглядом, что я съежилась и принялась рассматривать свои ногти:
– Да, спасибо.
– Тебе здесь нравится?
Я на минуту потеряла дар речи.
– Илья Петрович, вы надо мной издеваетесь? Думаете, я не
понимаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и вы заставите меня
отрабатывать все шмотки, которые мне сегодня накупил Ястреб?!
– А что плохого в том, что тебе придется их отрабатывать? Я
же тебя не замуж взял, чтобы что-то делать для тебя безвозмездно.
При мысли о том, что этот старик с вставной челюстью мог
взять меня замуж, меня передернуло, но я не показала виду.
– Если еще раз назовешь меня стариком с вставной челюстью, я
разозлюсь и вместо роскошной комнаты переселю тебя в сырой подвал. Я хочу,
чтобы в моем доме ко мне относились с уважением. Поняла?
Глава 8
На мгновение я впала в ступор. Как это я прокололась и
произнесла мысли вслух? Нужно быть осторожной, а то стала забываться. Неужели
это на нервной почве? Как могла допустить такую оплошность? Что-то я совсем
себя не контролирую. Обещаю сама себе: больше никаких проколов и мыслей вслух.
Я и так в полном дерьме. Лишние неприятности не нужны. Куда уже больше, и так в
полнейшей зависимости от этого урода! И никакой гарантии, что он не сдаст меня
ментам. Мне никогда не найти видеопленку с записью смерти Николая. В этом доме
даже у стен есть уши. Да и слишком он большой, чтобы обыскать. Если старикан
узнает о моих поисках, страшно представить, что со мной будет.
Не успела я опомниться, как старикан встал, подошел ко мне
ближе и взял меня за подбородок:
– Послушай, я дважды не повторяю. Если ты еще раз назовешь
меня стариканом или уродом я не потерплю тебя в своем доме, а отправлю в тюрьму
жрать баланду. Как меня зовут?
– Илья Петрович, – дрожащим голосом произнесла я и
посмотрела на шефа несчастным и, я бы даже сказала, затравленным взглядом.
– Повтори!
– Илья Петрович.
– Громче!
– Илья Петрович! – закричала я на весь дом.
