– У тебя деньги есть?
– Есть.
– Давай. Пожрать что-нибудь купим.
– Ты же сказал, что только собаками питаешься…
– Заткнись и слушай меня внимательно. Сейчас я позову хозяев
и куплю у них поесть, потом найдем какой-нибудь заброшенный дом и заночуем.
Если вздумаешь закричать или позвать на помощь, стреляю без предупреждения. В
том, что с тобой никто не шутит, ты уже убедилась. Только учти, следующий
выстрел будет последним. Перевязывать тебя больше не придется. Усекла?
– Усекла.
Зек открыл окно и посигналил.
– Эй, люди добрые! Есть кто-нибудь? Из дома вышла сгорбленная
старушка и прищурилась, чтобы нас разглядеть. Она была такой старой, что я дала
бы ей лет сто, не меньше. Ее руки тряслись, а лицо было изъедено морщинами.
– Здравствуй, мать! Собери что-нибудь поесть. Мы тебе денег
дадим.
Старушка заморгала и опять прищурилась.
– Мать, ты слышишь?
– Слышу-слышу, не глухая. У меня, кроме картошки и хлеба,
ничего нет.
– А что, в деревне ни у кого взять не сможешь?
– Эта деревня брошенная. Из нее уже давно все уехали.
Осталось только три дома. В одном дед совсем старенький живет. Правда, он козу
держит, а в другом семья. У них и куры, и утки есть. Больше никого нет.
Остальные дома пустые. Магазина тоже нет.
– Господи, как вы тут живете?
– Так и живем. Все равно помирать скоро.
– Мать, а телевизор у тебя хоть есть?
– О чем ты говоришь, сынок! Деревня уже давно без
электричества.
– Чем же вы тут питаетесь?
– Все с матушки родимой земли. Она нас и кормит. Сами
сажаем, сами едим. Раз в неделю машина приезжает, хлеб привозит. Можно в
ближайшую деревню съездить. Она жилая, там магазин есть, только ехать далеко,
километров сто, не меньше.
– Мать, пойди по соседям, набери что-нибудь к столу. Есть
хотим. Сама сказала, у твоих соседей птица есть.
Я протянула зеку двести рублей. Он дал их старушке. Та
сунула деньги в карман и спросила:
– Вы не торопитесь?
– Нет.
– Сейчас все сделаю.
– Мать, а самогонка у вас тут есть?
– У соседа. Зек буркнул мне:
– Дай еще сотку.
Я протянула купюру и отвернулась. Зек отдал сотку старушке и
радостно произнес:
– А ну, мать, купи у него самогона! Да побольше!
Старушка сунула деньги в карман и пошла к соседнему дому.
Как только она ушла, я посмотрела на своего похитителя и язвительно сказала:
– Послушай, а почему ты сам не расплачиваешься. Ты же
богатый, из тюрьмы сбежал. Вот и расплачивайся сам, я не сумасшедшая, чтобы
деньгами направо-налево кидаться! На фиг мне эта самогонка за три сотни нужна!
За три сотни можно купить приличный джин!
– Ни хрена с тобой не будет! Не в ресторане, самогонки
попьешь.
– Я самогонку не пью.
– Ну и не пей. Она, между прочим, не только самогонку, но
еще и пожрать принесет.
– Господи, да сколько стоит эта картошка?! Ну не три сотни
же! Жри сам. Я жрать не умею, я ем.
Зек посмотрел на меня так, что я, вздрогнув, поняла, что
перегнула палку.
– Заткнись, или я сделаю так, что ты замолчишь навсегда.
Я заткнулась и стала наблюдать за соседним домом.
– Кстати, а ты что в тюрьме делала? Кто у тебя там сидит? –
Зек первым нарушил молчание.
– Слава Богу, никто. Дядька у меня там работает.
– Кем?
– Юрисконсультом.
– Слышал я про твоего дядьку. Гнида он продажная. Шестерка!
Жополиз! Я процедила сквозь зубы:
– Жалко, тебя не слышит мой брат.
– Ну и что бы он сделал?
– Проломил бы тебе голову.
– Надо же, мне еще никто голову не ломал, – противно
засмеялся зек. – Я в тюрьме четыре года отсидел, поэтому и понятия имею. Твой
дядька в тюрьме всю жизнь работает, а тюремных законов признавать не хочет.
Готов веет служить, и красным, и белым. Таким, как он, место у параши!
Я молчала. Я вообще не имею привычки обсуждать близких мне
людей.
Старушка ходила от одного дома к другому с большой тряпичной
сумкой. Наконец она подошла к машине и протянула ее нам. Сумка была полна. Зек
порылся в моем бардачке, извлек из него плеер с наушниками, протянул его
старушке и похлопал ее по плечу.
– Мать, это тебе. Слушай музыку, а то не понятно, как вы тут
без телевизоров живете. Можешь теперь радио послушать. Все новости. Будешь хоть
знать, что в мире творится.
– Спасибо, сынок, – обрадовалась старушка и сунула наушники
в уши.
Зек махнул ей рукой и поехал к окраине деревни Мы
остановились у мрачного домика, стоявшего на берегу реки.
– Между прочим, прежде чем дарить мой плеер, можно было
спросить разрешения.
– Тебе что, для этой старухи плеера, что ли, жалко? Она без
телевизора живет.
– Понимаю, но я привыкла сама распоряжаться своими вещами,
Мы запита в дом. В нос ударил завах гнили. Дом состоял из двух маленьких комнат
и небольшой кухоньки. В одной из комнат стояла старая железная кровать с
грязным матрасом и дырявой подушкой.
Зажав нос, я вышла из дома, достала из багажника большое
покрывало, которое всегда брала с собой на пляж, и расстелила у реки.
– Ты что, у реки решила поужинать, в доме не хочешь?
– Разве эту жуткую, мрачную развалюху можно назвать домом?
– По-моему, да. Ты молодец, что захватила с собой покрывало.
Наверное, чувствовала, что тебе придется ночевать в заброшенной деревне.
– Если бы я только знала, что ты окажешься в моей машине, я
бы близко к этой тюрьме не подъехала.
– Что ж поделаешь. Знал бы, где упадешь, так соломку
подстелил… Давай накрывай на стол, а я искупнусь. Я, как-никак, в мусорном баке
сидел.
