Мальчишка тряпочкой стер с сапога пыль и намазал его кремом.
— Когда собираетесь пожениться? — спросил он.
— А почему ты думаешь, что я собираюсь жениться?
— Не знаю. У вас вроде как вид такой. А что, нет?
— Не знаю. Может быть.
— А вы и всам-деле ковбой?
— Ну.
— Работаете на ранчо?
— Да. У нас небольшое ранчо. Estancia, как у вас тут говорят.
— И как, нравится?
— Да. Нравится.
Чистильщик стер с сапога излишки крема, открыл баночку с гуталином и принялся наносить его на кожу, обмакивая в банку пальцы левой руки.
— А ведь это тяжелая работа, правда же?
— Ну-у… бывает иногда.
— А если бы вы умели делать что-нибудь еще?
— Нет, никем другим я не хотел бы быть.
— А если бы могли быть вообще кем угодно?
Джон-Грейди улыбнулся. Покачал головой.
— А на войне были?
— Нет. Я был слишком молод.
— Мой брат тоже был слишком молод, но он соврал им про свой возраст.
— А он что — американец?
— Нет.
— Сколько ему было?
— Шестнадцать.
— Наверное, рослый был, большой для своего возраста.
— Для своего возраста он был большой засранец.
Джон-Грейди улыбнулся.
Мальчишка прикрыл баночку крышкой и взял в руку щетку.
— Его спросили там, не принадлежит ли он к какой-нибудь банде pachucos
{28}. Он сказал, что все известные ему pachucos живут в Эль-Пасо. А в Мексике он никаких pachucos знать не знает.
Чистильщик вовсю наяривал щетками. Джон-Грейди наблюдал.
— А на самом деле он был этим… pachuco?
— Конечно. Кем же еще.
Чистильщик навел предварительный лоск на сапог, втиснул щетку обратно в коробку и, взяв в руки бархотку, с громким хлопком встряхнул и зачастил ею туда-сюда по носку сапога.
— Он попал в морпехи. Получил два «Пурпурных сердца».
— А ты что же?
— Что я «что же»?
— Ты куда попал?
Тот поднял взгляд на Джона-Грейди. Не переставая обрабатывать сапог теперь уже сзади.
— Ну, в морпехи я точно не попал, — сказал он.
— Нет, я насчет pachucos.
— Да не-ет.
— А ты засранец?
— Это — да.
— Большой засранец?
— Ну, приличный. Давайте-ка другой сапог.
— А вон там черное что-то осталось возле ранта.
— Это я сделаю напоследок. Вы, главное, ни о чем не волнуйтесь.
Джон-Грейди поставил другую ногу на ящик и сам закатал брючину.
— Женщины первым делом ценят внешность, — сказал мальчишка. — Не думайте, что они не смотрят на ваши сапоги.
— А у тебя есть девчонка?
— Да откуда, на хрен.
— А говоришь так, будто у тебя насчет девчонок кое-какой имеется печальный опыт.
— А у кого не имеется? Когда они тебе просто так, для балды, таких себе и находишь.
— Ничего, не сегодня завтра тебя заарканит какая-нибудь чудесная молоденькая штучка, вот увидишь.
— Да ну, на фиг.
— А тебе сколько лет?
— Четырнадцать.
— Насчет возраста небось соврал?
— Ага. Конечно.
— По-моему, если ты признал это, то это уже вроде как и не вранье.
Мальчишка на секунду перестал растирать гуталин по голенищу, просто сидел, глядя на сапог. Потом опять начал.
— Если есть что-то, что я хочу, чтобы оно было не так, как оно есть, то я не так и говорю. Что тут плохого?
— Не знаю.
— Кто так не делает?
— Да все, наверное.
— Значит, все врут.
— А твой брат женат?
— Который? У меня их трое.
— Ну, тот, который был в морской пехоте.
— Ага. Он женат. Да они все женатые.
— Если женаты они все, зачем же ты спрашивал который?
Мальчишка-чистильщик укоризненно покачал головой.
— Ну вы даете, — сказал он.
— А ты, наверное, самый младший.
— Нет. У меня есть брат десяти лет, так он тоже женат и с тремя детьми. Ну естественно, я младший. А вы как думали?
— Так, может быть, быть женатыми вам на роду написано?
— Жениться никому на роду не написано. А я все равно беспутный. Oveja negra. Вы говорите по-испански?
— Да. Я говорю по-испански.
— Oveja negra. Это про меня.
— Черная овца.
— Так что уж я-то знаю, что это такое!
— Я тоже.
Мальчишка поднял взгляд. Протянув руку, вынул из ящика щетку.
— Без балды? — удивился он.
— Истинный крест.
— На мой взгляд, вы на беспутного не похожи.
— А как такие выглядят?
— Да уж не так, как вы.
Он обработал сапог щеткой, отложил ее, достал бархотку и встряхнул. Джон-Грейди сидит смотрит.
— А как насчет тебя? Что, если б тебе сказали, будь кем хочешь?
— Стал бы ковбоем.
— В самом деле?
Во взгляде, которым окинул его мальчишка, сквозило раздражение.
— Да вот еще! Хрен там! — сказал он. — Вы что, юмора не секете? Я был бы el rico
[103]
, целыми днями валялся бы и плевал в потолок. Неужто не понятно?
— А если бы все-таки надо было что-то делать?
— Не знаю. Может быть, летчиком…
— Вона как!
— А то! Летал бы везде…
— А прилетел куда-нибудь, и что там делать?
— Лететь куда-нибудь еще.
Закончив полировать сапог, он достал склянку краски и тампоном принялся подкрашивать каблук и краешки ранта.
— Другой сапог, — сказал он.
Джон-Грейди поставил перед ним другую ногу и мальчишка подкрасил рант. Затем сунул тампон обратно в склянку, завинтил пробку и поставил склянку в ящик.
