— Лошади все сумасшедшие, — сказал он. — В той или иной степени. Но в их пользу говорит хотя бы то, что они не пытаются от тебя это скрыть.
Опустив руку вниз, он чиркнул спичкой по нижней стороне сиденья своего стула, прикурил, взмахом руки загасил спичку и бросил ее в пепельницу.
— Почему это они сумасшедшие? — удивился Джон-Грейди.
— Почему я так думаю или почему они именно такие?
— Почему сумасшедшие?
— Да они от природы такие. У коня два мозга. Он одним глазом видит одно, а другим другое. По глазу на каждую сторону: глаз направо и глаз налево.
— У рыб, кстати, так же, — сказал Трой.
— Ну… Тоже верно.
— А что, у рыбы два мозга?
— Не знаю. Не уверен, что у рыб вообще есть порядочные мозги.
— А может, у рыбы просто недостаточно ума, чтобы она могла с него сойти.
— Вот это, по-моему, как раз в точку. А вот лошадь вовсе не так уж и глупа.
— Ага! Не сообразит даже в тень спрятаться! Даже самая тупорылая корова это сделает.
— Да и рыба тоже. Или гремучая змея, если уж на то пошло.
— Думаешь, змея глупее рыбы?
— Ну к черту, Трой! Откуда ж я знаю! Кто вообще способен знать такие вещи? На мой взгляд, так обе они глупы как пробка.
— Что ты раскипятился? Я не говорил тебе ничего обидного.
— А я и не кипячусь.
— Ну и давай, продолжай, что ты там рассказывал.
— А я ничего особо-то и не рассказывал. Просто поделился наблюдением насчет лошадей.
— И в чем оно состоит?
— Уже не знаю. Забыл.
— Нет, ты не забыл.
— Ты говорил о том, что у лошади два мозга, — сказал Джон-Грейди.
Он наклонился и постукал пальцем по сигарете над пепельницей, сбросив пепел.
— Я всего-то и говорил, что с лошадьми дело обстоит совсем не так просто, как думают. Многое из того, что люди принимают за глупость лошади, — это всего лишь недопонимание правой стороной лошади ее левой стороны. Это вроде как взялся ты седлать коня — там пристегнул, здесь поправил, а потом вдруг обошел его и стал садиться на него не с той стороны. Сами знаете, что тут начнется.
— Ясное дело. Просто адская карусель.
— Правильно. Потому что лошадь «не того бока» тебя впервые видит. — Орен задергал локтями, в страхе отпрянув от его собственного не того бока. — Черт! Это еще кто там на меня лезет?
Трой ухмыльнулся. Джон-Грейди отпил из чашки и поставил ее обратно на стол.
— А почему не может быть так, что конь просто не привык к тому, что на него садятся с этого бока? — сказал он.
— А оно так и есть. Но штука тут в том, что одна половина коня не может спросить вторую, что ему делать.
— Да-а, сдается мне, что, если два бока лошади друг с другом даже не разговаривают, у седока могут возникнуть большие проблемы. Вся лошадь в целом не способна даже двинуться одновременно в каком-нибудь одном направлении. Я что-то не так говорю?
Орен сидит курит. Покосился на Троя:
— Вообще-то, я не авторитет в том, что касается лошадиных мозгов. Я просто рассказываю вам, как это выглядит с точки зрения ковбойской практики. Пусть у коня два бока, но — и я говорю это вам по опыту — все, что ковбою нужно, — это работать с одним его боком, а другой оставить в покое.
— Я некоторых людей встречал таких же. На самом деле даже многих.
— Ага. Я тоже. Но, думаю, люди это в себе как-то вырабатывают. А у коня это от природы.
— Слушай, а нельзя с обоих боков коня натренировать одинаково?
— Ну, ты меня уже достал.
— Черт побери, это же естественный вопрос.
— В принципе, наверное, можно. Не исключено. Но это трудная задача. Для этого надо вплоть до того, чтобы самому раздвоиться.
— А что? Представить себе, что у тебя есть брат-близнец…
— Думаю, в принципе так поработать с конем можно. Но не знаю. А что будет, когда все получится?
— Будешь иметь уравновешенного двубокого коня.
— Да ведь не будешь! Получишь коня, который будет думать, что перед ним два тебя. А представь, что будет, когда в один прекрасный день он увидит вас обоих у себя с одного бока. А?
— Наверное, подумает, что у твоей мамани родились сразу четверо близняшек.
Орен смял в пепельнице окурок.
— Да нет, — сказал он. — Конь подумает то же, что и все прочие.
— Что именно?
— Что ты сдурел, как последняя помоечная крыса. — Он отодвинул стул и встал. — Всем до завтра. Увидимся утром.
Кухонная дверь закрылась. Трой покачал головой:
— Старина Орен теряет чувство юмора.
Джон-Грейди улыбнулся. Большим пальцем оттолкнул от края стола свою тарелку и откинулся на стуле. В окно ему было видно, как Орен поправил шляпу, прежде чем направиться по узкому проезду к маленькому домику, в котором он жил вдвоем с кошкой. Как будто мертвому прошлому не все равно и оно будет напрягаться, чтобы что-то заметить. Он ведь не всегда был ковбоем. Был шахтером в Северной Мексике, участвовал в войнах и революциях, был подсобником на нефтяных полях Пермского бассейна
{43} и матросом, причем поплавать ему пришлось под тремя разными флагами. Когда-то был женат.
Джон-Грейди вылил себе в рот последние капли кофе со дна кружки и поставил ее на стол.
— У Орена-то как раз все в порядке, — сказал он.
III
В верховьях распадка перейдя на другую сторону, он почуял то, что уже унюхал конь. В холодеющем вечернем воздухе обнаружилось некое направление, с которого явственно пованивало падалью. Он остановил коня, поворотился в седле и повел носом, но запах куда-то делся. Развернув коня, он посидел, глядя вдоль распадка вниз, потом вновь пустил коня вперед по узкой коровьей тропке. Поглядывая на виднеющихся сквозь кусты коров, бредущих впереди, конь прядал ушами.
— Я подскажу, что тебе надо будет делать, — сказал коню Джон-Грейди.
Сотней ярдов ниже с дальней стороны распадка вонь донеслась опять, и он скомандовал коню остановиться. Конь встал в ожидании.
— Ты не поможешь мне найти дохлую корову? Ну пожалуйста, — сказал Джон-Грейди.
Конь стоит ждет. Он снова пустил его вперед, они спустились еще на четверть мили, конь перешел на свой привычный аллюр и больше не обращал внимания на коров, бредущих в отдалении. Еще чуть-чуть проехали, и Джон-Грейди опять остановил коня, понюхал воздух. Посидел в седле неподвижно. Потом развернул коня и начал вновь подниматься прежним путем.
