— Ну и теперь куда, ковбой? — спросил Билли.
Джон-Грейди кивнул в сторону вершины и двинулся, ведя коня в поводу.
Чем выше, тем полка более сужалась, ведя к каменным нагромождениям, в которых они нашли проход столь узкий, что конь Билли даже заартачился, не желая туда идти. Он попятился, задергал головой, не слушаясь поводьев, опасно заплясал на сланцевой осыпи. Билли бросил взгляд вдоль узкого прохода вверх. К синему небу вздымались отвесные скальные стены.
— Слышь, братан, ты уверен, что нам сюда?
Джон-Грейди бросил поводья своему мышастому на холку, стащил с себя куртку и, развернувшись, подошел к Билли.
— Возьми моего коня, — сказал он.
— Чего?
— Возьми моего коня. Или возьми у Уотсона. У них есть опыт прохода по этому коридору.
Взял у Билли поводья, успокоил его коня и, связав рукава, прикрыл ему глаза курткой, налегая на животное всем телом. Билли поднялся туда, где стоял мышастый, взял поводья и повел его между скал; конь скреб копытами по сланцам, стремена, болтаясь, со звоном бились о камень. В конце коридора кони рывком вскарабкались на стол горы и встали, дрожа и отдуваясь. Джон-Грейди стащил с головы коня куртку, конь заржал и принялся озираться. В миле от них по плоскогорью, то и дело оглядываясь, махами неслись три собаки.
— Хочешь и дальше ехать на этом добром коне?
— Ну, если позволишь, поеду на этом добром коне и дальше.
— Ладно, тогда вперед.
То низко пригибаясь к холкам коней, то громко гикая и размахивая арканами, они помчались по плоскому, как стол, плато, скакали вплотную друг к другу, ноздря в ноздрю. Через милю расстояние до собак уполовинилось. Собаки держались плоскогорья, которое чем дальше, тем становилось шире. Поверни они к краю, им, может быть, открылось бы такое место, где бы они спустились опять на склон, а лошади бы не смогли, но они, похоже, думали, что способны уйти от любой погони, кто бы ни попытался их преследовать; две неслись бок о бок, третья сзади, очерченные низко стоящим солнцем; их длинные собачьи тени бежали рядом, то и дело изламываясь на кустиках серой, скудной травы плоскогорья.
На взятом у Джона-Грейди мышастом Билли догнал не успевших броситься в разные стороны собак и заарканил ту, что бежала сзади. Он даже не стал крепить веревку за рожок, лишь намотал два оборота на руку и дернул, отчего собаку оторвало от земли, и он поехал дальше, волоча ее за конем на веревке, которую держал в одной руке.
Вновь он догнал собак и перегнал их, будто пытаясь преградить им путь. Бегущие собаки подняли на него взгляды, полные безнадежности, ни у одной из них уже не было сил даже втянуть вываленный язык. Их мертвая товарка волоклась рядом с ними на конце веревки. Билли оглянулся, принял вправо и, протащив мертвую собаку прямо перед ними, заставил их свернуть, огибая их по длинной пологой дуге. Заметив, что по плато к нему во весь опор скачет Джон-Грейди, не без усилий после нескольких беспорядочных скачков остановил мышастого, спрыгнул наземь, снял с мертвой собаки петлю и, на бегу вновь расправив ее, опять вскочил в седло.
К собакам он подскакал первым и сразу заарканил большую желтую, бежавшую первой. Пятнистая развернулась и, проскочив чуть не у коня под ногами, кинулась к обрыву. Желтую перевернуло, бросило вверх, но она все же вскочила на ноги и побежала дальше с петлей на шее. Вынырнувший у Билли из-за спины Джон-Грейди бросил лассо и поймал в него задние ноги желтой, после чего еще прибавил ходу, хлестнув коня задвоенным коренным концом веревки, и лишь после этого намотал ее на рожок седла. Слабина веревки, прицепленной к седлу Билли, выбралась со свистом, веревка протянулась горизонтально и замерла, а большая желтая собака вдруг оторвалась от земли и полетела, растянутая между двумя веревками, которые отозвались кратким басовитым звоном, и тут собака взорвалась.
Солнце, вставшее не более часа назад, светило на плато точно сбоку, так что фонтан крови, взметнувшийся перед ними в воздух, был таким ярким и неожиданным, будто призрачное видение. Нечто, возникшее из ничего и совершенно непостижимое. Голова собаки, кувыркаясь, полетела в сторону, растянутые в воздухе веревки спружинили, и тело собаки, не долетев до Джона-Грейди, с глухим стуком шлепнулось оземь.
— Черт подери! — вырвалось у Билли.
С дальнего конца плато донесся долгий радостный вопль. К ним ехал Хоакин с тремя кунхаундами. Он видел, как они заарканили за голову и за ноги ту собаку, и теперь, смеясь, махал им шляпой. Его гончие вприпрыжку неслись рядом с конем. Они все еще не замечали пятнистую собаку, бегущую к краю плато.
– ¡Ayeee muchachos! — кричал Хоакин.
Улюлюкая и смеясь, он наклонился и замахал шляпой на собак, подгоняя их.
— Черт, — сказал Билли. — Вот уж не знал, что ты способен на такое.
— Я тоже не знал.
— Сукин ты сын.
Потянув на себя веревку, он стал сматывать ее.
Джон-Грейди подъехал туда, где на забрызганной кровью траве лежало безголовое тело собаки, спешился, снял петлю с задних ног животного и вновь вскочил в седло. Подоспевшие гончие закружились около трупа; подняв шерсть на загривках, нюхали кровь. Один из кунхаундов забегал вокруг коня Джона-Грейди, потом отступил и принялся на него лаять, но тот не обращал внимания. Сложив веревку шлагами, он развернулся, вдавил каблуки коню в бока и поскакал через плато вдогонку за последней оставшейся собакой. К этому моменту Хоакин ее заметил и тоже устремился за ней, нахлестывая коня сдвоенным концом веревки и что-то крича своим гончим. Билли сидел на коне, стоящем неподвижно, смотрел им вслед. Свернув свою веревку аккуратнее, он привязал ее, вытер окровавленные руки о штанины джинсов и снова стал наблюдать за погоней, несущейся вдоль края плато. Пятнистая собака, похоже, никак не могла найти место, где бы спрыгнуть на склон, и ее побежка вдоль края плато становилась все более усталой. Услышав лай гончих, она снова повернула на равнину, пробежав за конем Хоакина, он же развернулся, а уж на плоском-то месте догнал ее и заарканил, не дав пробежать и мили. Билли подъехал к окаймляющим плато скалам, спешился, закурил сигарету и сел, озирая горизонт на юге.
Вернувшись с другого конца плато, Хоакин с Джоном-Грейди подъехали к нему, по пятам за конями прибежали гончие. Хоакин волок по траве на веревке мертвую собаку. Ее тело было окровавлено, местами с него слезла шкура, на остекленевшие глаза и высунутый язык налипли травинки и всякий сор. Когда подъехали к краю плато, Хоакин спешился и отцепил от мертвой собаки веревку лассо.
— У нее тут где-то щенки, — сказал он.
Подошел Билли, стоит смотрит на собаку. И впрямь: сука, соски вспухшие. Пошел к коню, вскочил в седло, оглянулся на Джона-Грейди:
— Давай-ка к дому поворачивать. Дорога-то, чай, неблизкая. Как подумаю, что опять по скалам карабкаться, так аж мурашки по коже.
Сняв шляпу, Джон-Грейди установил ее на луку седла. Его лицо было выпачкано кровью, рубашка тоже в крови. Он провел рукавом по лбу, взял в руки шляпу и вновь надел ее.
