Смочив языком тыльную сторону запястья, Джон-Грейди посыпал его из стоящей на столе солонки солью, пригубил текилу, взял с блюдца ломтик лимона, стиснул его зубами, положил обратно на блюдце и лизнул соленое запястье. Потом еще раз пригубил текилу. Музыканты сидели молча, наблюдали.
Выпив текилу, он заказал еще. Кот куда-то делся. Клетка света на полу переместилась. Через некоторое время она поползла вверх по стене. В соседнем зале официант включил свет, вошел еще один музыкант и присоединился к первым двоим. Потом, об руку с дочерью, вошел маэстро.
К ним подошел официант, помог ему снять пальто, придвинул стул. Они кратко переговорили, официант кивнул и, улыбнувшись девочке, унес пальто на вешалку. Девочка на стуле приобернулась, посмотрела на Джона-Грейди.
– ¿Cómo estás?
[178]
— спросила она.
— Bien. ¿Y tú?
[179]
— Bien, gracias
[180]
.
Насмешливо наклонив голову, слепой слушал.
— Добрый вечер, — сказал он. — Прошу вас, присоединяйтесь к нам.
— Спасибо. Да. Я бы с удовольствием.
— Ну так давайте же.
Джон-Грейди отодвинул стул и встал. При его приближении маэстро улыбнулся и вытянул в темноту руку:
— Как поживаете?
— Спасибо, все замечательно.
Поговорив с девочкой по-испански, слепой покачал головой.
— Мария стесняется, — сказал он. — ¿Por qué no hablas inglés con nuestro amigo?
[181]
Вот видите! Не хочет. Бесполезно. Но где официант? Вы что будете?
Официант принес напитки, и маэстро сделал заказ для гостя. Положив ладонь на локоть девочки, он сделал ей знак подождать, пока не обслужат всех. Когда официант отошел, маэстро повернулся к Джону-Грейди:
— Ну, как развиваются события?
— Я попросил ее выйти за меня замуж.
— И что же? Отказала? Говорите.
— Нет. Она согласилась.
— А что так мрачно? Вы нас пугаете.
Девочка закатила глаза и отвела взгляд. Джон-Грейди не понял, что бы это могло значить.
— Я пришел просить вас об одолжении.
— Конечно, — сказал маэстро. — Все, что могу…
— У нее никого нет. Ни родных, ни наставника. Мне хотелось бы, чтобы вы выступили в качестве ее padrino
{53}.
— А, — проговорил маэстро. Поднес сложенные руки к подбородку и вновь опустил их на стол.
Подождали.
— Это большая честь, конечно. Но дело-то ведь серьезное. Вы ж понимаете.
— Да. Я понимаю.
— Вы будете жить в Америке.
— Да.
— Америка, — повторил маэстро. — Н-да.
Посидели. Молчащий слепой молчал как бы вдвойне. Даже те трое музыкантов, что сидели за столиком в углу, неотрывно на него смотрели. Слышать, что он говорил, они не могли, но все равно, казалось, ждали, что маэстро скажет дальше.
— Роль padrino не сводится к простой формальности, — сказал он. — Это не демонстрация родства или симпатии и не способ завязать дружбу.
— Да. Я понимаю.
— Это дело серьезное, так что не стоит принимать за оскорбление, когда такое предложение отклоняют, если, конечно, причина для отказа уважительная.
— Да, сэр.
— В таких вещах следует быть логичными.
Подняв руку с разведенными пальцами, маэстро задержал ее перед собой. Будто заклиная кого-то или от чего-то отстраняясь. Не будь он слеп, он, может быть, просто разглядывал бы свои ногти.
— Я больной человек, — сказал он. — Но если б это было и не так, этой девочке предстоит строить свою жизнь, и на новой родине ей будет нужен кто-то, к кому она сможет обращаться за советом. Я правильно говорю, как вы думаете?
— Не знаю. Думаю, ей понадобится помощь, и как можно более всеобъемлющая.
— Да. Конечно.
— Это из-за вашего зрения?
Слепой опустил руку.
— Нет, — сказал он. — Дело не в зрении.
Джон-Грейди ждал, что слепой скажет дальше, но тот молчал.
— Это что-то такое, о чем вы не можете говорить при девочке?
— При девочке? — повторил маэстро. Улыбнулся своей слепой улыбкой и покачал головой. — Да ну! — сказал он. — Нет-нет! У меня от нее нет секретов. Представьте: старый слепой папаша с секретами! Нет, это не наш случай.
— Вообще-то, у нас в Америке нет padrinos, — сказал Джон-Грейди.
Подошедший официант поставил перед Джоном-Грейди его бокал, маэстро поблагодарил официанта и провел пальцами по столу, пока они не натолкнулись на бокал, стоящий перед ним.
— Я пью за вашу свадьбу, — сказал он.
— Gracias.
Они выпили. Девочка наклонилась над соломинкой в ее бутылочке «рефреско»
{54}, приникла к ней и присосалась.
— Если удастся найти, — сказал маэстро, — кого-нибудь умного и душевного, ему и нужно предложить сделаться посаженым отцом. Что скажете?
— Скажу, что вы и есть такой человек.
Сделав глоток вина, слепой поставил бокал точно в тот же кружок на столе, на котором он стоял прежде, и в задумчивости сложил руки.
— Вы разрешите вам кое-что рассказать?
— Да, сэр.
— В деле, подобном этому, если к человеку обратились, он уже в ответе. Даже если он отказал.
— Просто я думаю о ней.
— Я тоже.
— У нее ведь никого нет. Нет друзей.
— Но padrino не обязательно должен быть ей другом.
— Он должен быть человеком уважаемым.
— Он должен быть достойным человеком, готовым взять на себя определенные обязательства. Вот и все. Может быть ей другом, а может и не быть. Он может быть соперником из другого дома. Может быть тем, кто объединит семьи, далеко разведенные чьими-то кознями, враждой или политикой. Ты ж понимаешь. Он может быть почти совсем не связан с этой семьей. Может быть даже врагом.
