Лиза уткнулась в платок.
— Где Барба? — глухо спросила она. — Каким
образом Вова оказался замешан в эту историю? Откуда он узнал, что Барба у
Светы? Где взял ее адрес? Мы очень с ним осторожничали, скрывали свой роман и
целый год были счастливы, а потом эти «Десять негритят»…
Лиза разрыдалась.
— Владимир твой любовник? — бесцеремонно
поинтересовалась я.
Гинзбург промокнула глаза.
— Юра умеет производить впечатление на женщин.
Я с ним познакомилась на концерте, одиннадцать лет назад, когда пыталась
сделать карьеру в шоу-бизе. Юрий обаятелен, мил, щедр, когда при деньгах, вот я
и подумала: чем плохой муж?
— Ваш брак строился не на любви?
— Союз по расчету более крепок, — запальчиво
воскликнула Лиза. — Я нравилась Юре, родила ему ребенка, занималась хозяйством,
помогала в работе. Думаешь, ходить по тусовкам весело? Это служба! Я пахала на
Юру! А он? Стал грубым, невнимательным. И тут появился Володя, нежный,
понимающий, тонкий.
— Может, вам следовало развестись?
Лиза скривилась.
— И что? Вова нищий! А у меня ребенок! Нет уж!
Я не готова жить в шалаше. Мне с ним было хорошо, но на мужа Владимир не тянет.
И в последнее время… Сейчас увидишь, стой, приехали.
Я послушно притормозила у бетонной
девятиэтажки, которая стояла на очень шумной магистрали.
— Двора нет, — предупредила Лиза, — заезжай на
тротуар.
— Пейзаж мало похож на Рублево-Успенскую
дорогу, — не удержалась я, входя в вонючий подъезд, — и отчего-то мне кажется,
что прихожая в твоем особняке почище!
Лиза ничего не сказала в ответ, ткнула пальцем
в кнопку и констатировала:
— Лифт не работает, придется переть пешком на
самый верх.
— Пусть это будет самой большой нашей
неприятностью за следующие десять лет, — ответила я и начала преодолевать
лестницу.
Человек, открывший дверь, показался мне
похожим на Дон-Кихота: высокий, жилистый, с волосами, спадающими на плечи, он
очень подходил для роли слегка сумасшедшего благородного рыцаря.
— Лиза? Ты? Вот радость! — выдохнул Володя. —
И без звонка! Но я всегда тебя жду! Входи скорей! Ты не одна?
— С подругой, — нервно ответила Елизавета.
— Разрешите представиться, — поклонился
писатель, — Владимир, автор бестселлеров.
— Очень приятно, — ответила я, мгновенно узнав
голос. Абсолютно точно, этот человек звонил мне по телефону.
— Хватит, — оборвала его Лиза, — где Барба?
Прозаик отступил в глубь прихожей. Лиза
втянула меня в квартиру, захлопнула дверь и вцепилась в бывшего любовника.
— Верни девочку!
— Кого? — очень искренне разыграл изумление
детективщик.
— Мою дочь! — еле сдерживая гнев, выпалила
Лиза.
— Но ее тут нет!
— Сейчас проверю, — Гинзбург перешла на крик и
кинулась в комнату, я ринулась за ней.
Лиза, как безумная, металась по крохотному
помещению, которое служило графоману и гостиной, и спальней, и кабинетом
одновременно. Она распахнула шкаф, заглянула под письменный стол, на котором
громоздилась допотопная пишущая машинка, сбросила на пол пачку дешевой
серовато-желтой бумаги, попыталась отодвинуть диван от стены, потом помчалась
на кухню. Я, как нитка за иголкой, моталась за женой продюсера.
Елизавета пошарила по шкафчикам, засунула нос
в духовку, открыла зачем-то хлебницу и, сев на табуретку, заплакала.
— Милая, солнышко, любовь моя, — бестолково
повторял Владимир, — что случилось? Чем я могу тебе помочь? Как?
— Сволочь, — сквозь рыдания сказала Лиза, —
вот ты что задумал!
— Я? — попятился писатель. — Что? Где? Кто? У
меня голова заболела! Прямо ремнем виски стянуло! Давление подскочило! Надо
срочно себя поддержать.
Мерзкий, забыв про нежданных гостей, подошел к
шкафчику, висевшему над мойкой, и распахнул его. Я, ожидая увидеть тарелки с
чашками, поразилась. Полки были забиты лекарствами. Я сразу различила хорошо
знакомые упаковки валокордина, но-шпы и спрея от ангины, потом заметила тубу с
сильным снотворным, такое принимает одна из моих подруг, темные бутылочки с
настойкой валерьяны, пустырника, пиона, гомеопатические таблетки «Успокойся»,
остальные снадобья были мне неизвестны.
Владимир вытащил темно-вишневую коробку,
выудил из нее блистер, выщелкнул пару капсул, положил их на стол, взял стакан,
повернулся спиной, открутил кран…
— Что это? — завизжала Лиза. — Что? Что?
Мерзкий уронил стакан в мойку, я посмотрела на
Гинзбург. Елизавета тыкала пальцем в сторону хлебницы, стоявшей на подоконнике.
— Что? Что! Что! — на одной ноте кричала она.
Владимир бросился к любовнице.
— Дорогая, успокойся! Хочешь, я накапаю тебе
изумительного средства? Гомеопатическое, абсолютно натуральное, я внимательно
изучил все показания перед покупкой и…
— Что? Что? Что? — орала Лиза. — Там!
Блестящее! Даша! Посмотри!
Я прищурилась.
— Не вижу!
— Подойди поближе, — почти нормальным голосом
приказала Лиза.
Я покорно приблизилась к окну и удивилась.
— Сережка! Бриллиантовая, весьма необычная, в
виде цветка! Лепестки, похоже, разноцветные бриллиантики, очень красивые,
лимонные и коньячные! Ну и зрение у тебя! Прямо орлиное!
— Луч солнца на подоконник упал, — прошептала
Лиза, — серьга заискрила! СВОЛОЧЬ!
Я не успела охнуть, как Елизавета, схватив со
стола алюминиевую вилку, кинулась на писателя и попыталась вонзить ему в грудь
столовый прибор. Ясное дело, зубцы согнулись, не нанеся Владимиру ни малейшего
ущерба, но графоман посерел, схватился за шею и рухнул на табурет.
— Воды, — прошептал он.
Я кинулась было к мойке, а Лиза тем временем
вцепилась в Мерзкого и стала его трясти.
— Где моя дочь? Где? Где?
Мне пришлось схватить ее за плечи и с силой
рвануть на себя. Неожиданно Лиза отпустила насмерть перепуганного писателя.
— Сядь, — приказала я ей. — А ты пей, — велела
я Владимиру.
