Есть и другой пример. Сергей Ветров лишился
мизинца на левой руке. Теперь он ходит, шаркая ногами, опустив взор в землю.
Меня так и подмывает спросить у него:
— По какой причине ты ковыляешь? Пальца нет на
руке, ноги твои абсолютно здоровы.
Покалеченную длань Ветров носит на черной
повязке, он бросил работу бухгалтера, сами понимаете, сидеть и проверять счета
в его состоянии невозможно. Свободное время Сергей тратит на посещение
различных организаций, требуя для себя льгот: бесплатного проезда на
транспорте, скидки на оплату квартиры, путевок в санаторий.
Один раз Ветров явился домой в гневе:
сотрудница собеса, не выдержав общения с «несчастным инвалидом», рявкнула:
— Как вам не стыдно! Отсутствие мизинца — это
не драма! Ступайте работать, вон у Ельцина нескольких пальцев не было, а он
президентом стал!
— Я ей покажу, — ревел как дикий вепрь Ветров.
— Будет знать, как над инвалидами глумиться.
И теперь он увлеченно бегает по судебным
инстанциям.
Но Лариса Петровна принадлежит, на мой взгляд,
к самому противному типу: плачущих вампиров. Подобные люди не выказывают
открытой агрессии, они не требовательны, как Ветров, и не мужественны, как
Анечка. Больше всего вампир любит вызывать у окружающих чувство вины.
— Огромное спасибо, — вздыхает он при виде
подаренного ему нового спортивного костюма, — вы так заботитесь обо мне,
калеке, обузе и камне на чужой шее. Лучше возьмите костюм себе, куда мне в нем
ходить?
И у вас на душе начинают скрести кошки. Через
пару недель общения с такой личностью у родственников возникает стойкая
уверенность: они сволочи, здоровые гады, впереди у них долгая и счастливая
жизнь, и они виноваты в том, что близкий человек мучается от неизлечимой
болезни. Они начинают оказывать бедняге больше внимания, а тот в ответ еще
активнее прибедняется, и вот тут им делается совсем плохо, комплекс «здоровой
сволочи» душит несчастных. Как справиться с такой ситуацией? Не знаю. Наверное,
надо обладать здоровым эгоизмом, чтобы понять: больному нужно помочь, но при
этом нельзя терять чувство меры. Любой человек должен самостоятельно
справляться со своей бедой, а не взваливать ее на плечи окружающих. Да,
человеку с ограниченными возможностями надо сварить суп, но, прежде чем
кидаться к плите, трезво оцените ситуацию. Если инвалид может взять ложку, то
пусть ест бульон сам, а если способен нашинковать капусту с картошкой, то
оставьте его на кухне. К сожалению, очень часто излишняя забота оборачивается
людям во вред.
Глава 25
— Обожаю гостей, — бурно радовалась Лариса
Петровна, сидя во главе стола, — конечно, к нам теперь никто не ходит! Я своим
видом распугала всех друзей Карины.
— Вы великолепно выглядите, — поспешила
сказать я.
— Спасибо, но я знаю, что люди боятся
инвалидов!
— Мама! — с легкой укоризной сказала Кара.
— Ой, прости, доченька, — опомнилась Лариса, —
я понимаю, как тебе надоела занудная старуха! Целый день в кровати лежит,
ничего не делает, только стонет! Хотя я стараюсь! Всегда улыбаюсь! Мне очень
тяжело, но я не показываю своих мучений!
— Я могу порекомендовать отличное лекарство, —
не выдержала я, — оно купирует практически любую боль. А что вас тревожит?
— Ноги, — необдуманно соврала Лариса Петровна,
— их так и выкручивает! Но я терплю до последнего, понимаю, что я обуза для
Кары, вот и молчу, хотя иногда возникает такое ощущение, что ноги тигр жует.
— Это же прекрасно! — воскликнула я.
Лариса удивилась.
— Вы полагаете?
— Конечно! Вы выздоровеете! Врачи знают: если
в неподвижных ногах возникает боль, значит, нервные клетки восстанавливаются, —
объяснила я, — начинайте заниматься гимнастикой, и вы скоро побежите.
Глаза Ларисы Петровны наполнились
растерянностью.
— Наверное, я спутала, — заявила она через
мгновение, — у меня душа болит!
— Тогда рекомендую настойку валерьяны, — тут
же посоветовала я, — пиона или пустырника. Посоветуйтесь с доктором, есть
огромное количество чудесных препаратов.
— Я никогда не жалуюсь, молча терплю мучения,
— заявила Лариса, — понимаю: я обуза для Кары, лекарства денег стоят. А моя
бедная доченька — единственная их добытчица! И печень у меня болит! Она
лекарств не вынесет.
— Тогда вам нельзя есть торт, — заметила я, —
тем более второй кусок!
Лариса Петровна уставилась на тарелку, где
лежали остатки бисквита, щедро украшенного кремом.
— Да, я обуза, — прошептала она, — даже за
столом мы говорим только о моих проблемах! Это ужасно! Кара, подай носовой
платок, извини, что, как всегда, мешаю тебе пить чай, но самой-то мне не
встать! Господи, бедная моя доченька! Досталась же тебе увечная мать! Из-за
меня ты живешь в одиночестве.
— Мамуля, — устало сказала Карина, протягивая
ей салфетку, — я очень тебя люблю.
— Нет, я жернов! — зарыдала Лариса. — Камень
на твоей шее! Не спорь!
— Она и не собирается, — не выдержала я, — вы
совершенно правы, паралитик — это жернов на шее. Кабы не вы, Карина бы вышла
замуж!
Кара закашлялась, а Лариса перестала рыдать.
— Я обуза? — спросила она.
— Огромная, — подтвердила я, — вы так часто
говорите о своем несчастье, что убедили Карину: мать — ее крест.
— Хочу еще торта, — тут же перевела разговор в
другое русло Лариса.
— Вам нельзя, — не выдержала я, — у вас
печень! А больная печень вызывает депрессию.
— У меня нет плохого настроения, — ляпнула
Лариса, — просто скучно бывает. Без учеников трудно, я привыкла приносить
пользу и работать с молодежью.
— Вы преподаватель? — спросила я.
— Русского языка и литературы.
— Значит, мы коллеги, я много лет преподавала
французский.
— Что вы говорите! — обрадовалась Лариса.
— Сколько вы брали за урок? — поинтересовалась
я.
— Десять долларов — стандартная цена, к
вступительным экзаменам в институт я не готовила, слишком большая
ответственность, — пояснила Лариса, — возраст моих учеников —
двенадцать-тринадцать лет.
Я схватила даму за плечо.
