— Лариса Петровна! Наша встреча неслучайна! У
моей подруги Марины девочка-восьмиклассница, отвратительно пишет,
представляете, в слове «ёж» она сделала четыре ошибки!
— Как это? — изумилась учительница.
— Написала «иошь», — засмеялась я.
— Да уж, — покачала головой Лариса, — это может
показаться странным, но мне подобные случаи всегда были наиболее интересны!
— Возьмете Настю в ученицы?
— Я? — на этот раз совершенно искренне
удивилась дама.
— Вы, конечно.
— Заниматься с девочкой?
— А что тут такого? Сейчас лето, педагоги не
хотят работать, у детей каникулы, моя подруга не может найти репетитора, а
Настю необходимо подтянуть!
— Но я инвалид! — выдвинула привычный аргумент
Лариса Петровна.
— Но не на голову же! — бестактно заявила я.
— Вы правы, — протянула Лариса, — сяду у
стола… десять долларов в час нам не помешают, и с ребенком, который написал
«иошь», очень интересно работать…
— Думаю, к осени вы будете отбиваться от
учеников, — оптимистично пообещала я и схватилась за телефон. — Марина, привет,
я нашла тебе учительницу, ее зовут Лариса Петровна, вот, держите!
Хозяйка взяла трубку и стала беседовать с
Мариной.
— Ну как? — хором поинтересовались мы с Карой,
когда притихшая Лариса Петровна положила на стол мобильный.
— Они приедут через пару часов, уже
собираются, — растерянно ответила хозяйка.
— Вот и отлично, — потерла я руки, — у нас
есть время мирно попить чайку. Кстати, женщина, которая довела Кару до нервного
срыва, что от вас хотела?
Лариса Петровна взяла чашку.
— Сумасшедшая!
— Мама, можно я расскажу? — попросила Кара.
Хозяйка царственно кивнула, и дочь ввела меня
в курс дела.
Муж Ларисы Петровны и отец Кары был известным
журналистом. В советские годы он работал в партийной газете, впрочем, тогда все
издания были партийными, даже те, что выпускали профсоюзы. Николай Михайлович
Егоров исправно писал заметки о лучших колхозниках и рабочих, взявших на себя
обязательства выполнить пятилетку в четыре года, но в душе он был репортером,
человеком, добывающим сенсации. Вот только в таких «горячих» корреспондентах
пресса тех лет не нуждалась.
В перестройку Николай Михайлович не растерялся
и стал выпускать собственную газету под названием «Лупа». Это было одно из
первых «желтых» изданий с небольшим штатом сотрудников. Собственно говоря,
работников в нем можно было по пальцам пересчитать. Основную работу проделывали
сам Николай Михайлович и его приятель Эдуард. Как добывались сенсации? Слушали
волну милиции, «Скорой помощи» и пожарной инспекции, имели информаторов в ГАИ и
больницах. Частенько Эдуард и Николай ухитрялись примчаться на место
происшествия первыми и оказывались один на один с пострадавшими, и тогда «Лупа»
выходила с броской шапкой, типа «Жертва перед смертью назвала нашему
корреспонденту имя своего убийцы. Мы начинаем собственное расследование». И
Николай, и Эдуард умело уходили от конфликтов с органами, никогда не делились с
ними полученными сведениями и самым тщательным образом хранили в тайне имена
своих информаторов. «Лупа» стала быстро набирать тираж. К ее основателям
потекли деньги, но Николай с Эдуардом удержались от покупки домов и машин, все
добытые средства вкладывали в развитие газеты. Потом они взяли кредит, ясное
дело, не в банке, а у барыги. В те годы получить легальным образом деньги на развитие
бизнеса удавалось одному предпринимателю из тысячи, впрочем, и сейчас вы
намучаетесь, если соберетесь взять дотацию для открытия собственной булочной
или химчистки. В 90-е годы прошлого века процветали ростовщики, требовавшие
немыслимый процент: одалживаешь десять тысяч долларов, возвращаешь двадцать, не
сможешь вовремя расплатиться, включается счетчик, долг стремительно растет.
Кое-кто лишился таким образом квартир, бизнеса и накоплений. Николаю
Михайловичу и Эдуарду тоже не повезло, они задержались с возвратом денег. В
редакцию явилось несколько накачанных парней в черном, они увезли приятелей в
неизвестном направлении, а наутро у газеты появился другой владелец, прежние по
состоянию здоровья ушли от дел.
Здоровье журналистов и впрямь оставляло желать
лучшего. Николай получил черепно-мозговую травму, от которой так и не смог
оправиться: он умер через год после встречи с бандитами.
Эдуарду повезло больше, его сломанные ребра и
ноги в конце концов срослись, осталась лишь легкая хромота. В «Лупу» он не
вернулся. Кстати, издание, оказавшись в чужих руках, сильно изменилось. С
каждым номером в нем становилось все меньше сенсаций и все больше откровенных
снимков девушек в прозрачном белье и без оного. В конце концов ежедневник стал
еженедельником, изменил формат, печать и превратился в откровенно
порнографическое издание.
Эдуард не забывал Ларису и Карину, раз в месяц
непременно приходил в гости и приносил подарки: то фрукты, то флакон духов.
Иногда коллега покойного Николая подбрасывал вдове денег, но потом ситуация
изменилась. Эдик стал прибегать к Ларисе поесть, видно, у него наступили
тяжелые времена, а потом Карина сообразила: он начал пить.
Лариса очень хорошо относилась к Эдику, она
попыталась образумить приятеля и даже отвела его к врачу, но никакого
положительного эффекта не последовало. Эдуард перестал им звонить, приходить.
Лариса забеспокоилась и попросила Карину к нему съездить.
Кара нашла друга семьи на диване в грязной
квартире. Никакого разговора не получилось, тот не желал слушать дочь Николая.
В конце концов Карина вернулась домой и сказала матери:
— Мы сделали все, что могли, но Эдуард
спивается, он потерял человеческий облик. Думаю, нам надо о нем забыть.
— Наверное, ты права, — согласилась Лариса. —
Эдик нам не родня, мы не можем брать на себя ответственность за его ошибки!
Вот так алкоголик исчез из жизни вдовы и ее
дочери. Потом Лариса Петровна заболела, Карина стала самоотверженно ухаживать
за матерью, жизнь девушки превратилась в круговорот: уколы — таблетки — стирка
— готовка — работа — стирка — готовка — таблетки — уколы.
Некоторое время назад в дверь к ним позвонили.
Кара открыла, на лестничной клетке стояла незнакомая дама, рыжая, ярко
накрашенная, вульгарная.
— Здравствуйте, — вежливо сказала она, — мне
бы Николая Михайловича.
— Кто вы? — поразилась Карина.
— Его бывшая коллега, — ответила женщина, —
меня зовут… э… Таня!
