Вопрос: Когда вы родились?
Ответ: Я не помню.
Вопрос: Помнить вы, разумеется, не можете, но должны же вы знать дату своего рождения?
Ответ: Боюсь, что нет.
Вопрос: Наверное, где-то в конце восьмидесятых?
Ответ: Скорее в начале семидесятых.
Судья посмотрел на Констанс:
— Вы это говорили или нет?
— Говорила.
— Так. Значит, вы утверждаете, что родились в начале семидесятых годов прошлого века на Уотер-стрит. Однако расследование точно установило, что это неправда. И в любом случае вы слишком молоды — вам не может быть больше тридцати.
Грин молчала.
Поднялся Фелдер.
— Ваша честь, могу я вмешаться?
Судья повернулся к нему:
— Да, доктор Фелдер?
— Я неоднократно беседовал с обвиняемой на эту тему. При всем моем почтении, ваша честь, я все же должен напомнить: мы имеем дело не со здоровым человеком. Надеюсь, я не проявлю неуважения к суду, если скажу, что, по моему мнению, дальнейшие расспросы не имеют смысла.
Судья постукивал очками по папке.
— Возможно, вы правы, доктор. Верно ли я понимаю, что ближайший родственник Алоиз Пендергаст заранее согласен с решением суда?
— Он, ваша честь, отклонил приглашение дать показания.
— Понятно.
Судья собрал бумаги в стопку, глубоко вздохнул, оглядел маленький полупустой зал. Положил очки и склонился над бумагами.
— Суд считает… — начал он.
Констанс Грин поднялась. Лицо ее вдруг запылало. Впервые на нем отразились какие-то чувства. Доктору она показалась почти рассерженной.
— Поразмыслив, я решила, что буду говорить, — сказала она, и голос ее вдруг обрел силу. — Вы позволите, ваша честь?
Судья откинулся назад и сложил руки на груди.
— Я разрешаю вам сделать заявление.
— Я и в самом деле родилась на Уотер-стрит в семидесятые годы — только девятнадцатого века. Подтверждения тому есть в городском архиве на Сентер-стрит и еще больше — в Нью-йоркской публичной библиотеке. Информации там предостаточно — обо мне; о моей сестре Мэри, которую отправили в сиротский приют в Файв-Пойнтс, а потом ее убил маньяк; о моем брате Джозефе; о родителях, которые умерли от туберкулеза. Я своими глазами обо всем этом читала.
В зале воцарилась тишина. Наконец судья произнес:
— Благодарю вас, мисс Грин. Можете сесть.
Она села.
Судья прокашлялся и сказал:
— Суд постановляет, что мисс Констанс Грин, возраст неизвестен, место рождения неизвестно, страдает расстройством психики и представляет опасность для себя и других людей. Поэтому Констанс Грин приговаривается к принудительному помещению на неопределенный срок в лечебно-исправительное учреждение «Бедфорд-Хиллз» для надлежащего наблюдения и лечения. — Судья стукнул молотком. — Заседание суда окончено.
Фелдер поднялся, почему-то чувствуя себя удрученным. Он бросил взгляд на странную женщину, которая стояла между двумя высокими охранниками. Рядом с ними она казалась маленькой и хрупкой. Краска схлынула у нее с лица, и оно опять ничего не выражало. Констанс понимала, что сейчас произошло — не могла не понимать, — однако не выказывала никаких признаков волнения.
Фелдер повернулся и вышел из зала.
55
Сульфур, штат Луизиана
Взятый напрокат «Бьюик» с гудением несся по бетону 10-й трассы. Хейворд установила круиз-контроль на семьдесят пять миль в час, хотя Пендергаст и бурчал, что со скоростью семьдесят девять они бы приехали в город на пять минут раньше.
В тот день они уже пропилили на «Бьюике» две сотни миль. Пендергаст стал каким-то непривычно раздражительным. Он не скрывал своего отвращения к «Бьюику» и неоднократно предлагал вернуться к «Роллс-ройсу», у которого уже поменяли переднее стекло, но Хейворд отказалась в него садиться. Она вообще не представляла, как можно нормально вести расследование, гоняя на «Роллс-ройсе», и удивлялась, что Пендергаст додумался использовать для работы такую заметную машину. Лоре уже хватило коллекционного спортивного автомобиля Хелен; поездив на нем сутки, Хейворд вернула «Порше» в гараж и потребовала, чтобы Пендергаст нашел какую-нибудь другую машину, пусть не столь замечательную, зато куда более неприметную.
Больше всего Пендергаста, видимо, выводило из себя то, что первые два имени из названных Мэри-Энн Робле оказались пустышками: один — точнее, одна — давно умер, другой был non compos mentis,
[11]
да еще находился в госпитале, в реанимации.
Теперь они направлялись по третьему, и последнему, следу: Денисон Филипс-четвертый, бывший главный консультант «Лонжитьюд фармасьютиклз», вышел на пенсию и тихо жил себе на Бонви-драйв в Сульфуре, в районе загородного клуба «Тихая заводь». Адрес и имя уже создали в голове Хейворд образ их обладателя: эдакий мелкотравчатый представитель состоятельных южан — надутый, самодовольный, пронырливый, не дурак выпить и вдобавок не слишком любезный. Этот типаж она знала еще со времен Луизианского университета.
Увидев указатель на Сульфур, Хейворд замедлила ход и повернула направо.
— Хорошо, что мы успели проверить мистера Филипса, — сказал Пендергаст.
— Он же чист.
— Разумеется, — просто ответил агент. — Но я говорю про Денисона Филипса-пятого.
— Его сына? Вы имеете в виду статью о хранении наркотиков?
— Храпение больше пяти граммов кокаина с целью сбыта — это весьма серьезно. Кстати, юноша готовится поступать в Луизианский университет на юридический.
— Ага. Посмотрю я, как он поступит в юридический колледж с таким личным делом. За кем числится криминал, тому и практики не видать.
— Вероятнее всего, — протянул Пендергаст, — вся семья в курсе и имеет основания надеяться, что по достижении Денисоном-пятым двадцати одного года запись из его личного дела удалят. Во всяком случае, им этого очень хочется.
Хейворд отвела глаза от дороги и бросила на Пендергаста долгий взгляд. При последних словах в глазах его появился холодный блеск. Хейворд догадывалась, как агент намерен использовать имеющиеся у него сведения: закрутит гайки покрепче, пригрозит, что не позволит удалить запись, или пообещает привлечь прессу и вообще всячески воспрепятствовать Денисону Филипсу-пятому занять место в юридической фирме отца. Ну а если старик поделится интересующей Пендергаста информацией в полном объеме, то, разумеется…
Как скверно, что Винни сейчас на больничной койке, а не рядом с Лорой. С Пендергастом тяжко иметь дело. В сотый раз Хейворд удивлялась, почему же Винни — коп старой школы вроде нее самой — так высоко ставит Пендергаста и его в высшей степени нестандартные методы работы.
