– Да, я знаю. Итак, мы можем к нему поехать прямо сейчас?
– Только вы к нему не войдете, – предложил инспектор, – иначе он вообще не станет разговаривать. Я сам зайду и все узнаю. Но я уверен, что Себреро не в курсе происшедшего. Он, конечно, негодяй и преступник, но у него твердые моральные принципы, четверо детей, прекрасная жена. Если он узнает, что кто-то из его людей применил насилие по отношению к захваченной пленнице, он его лично кастрирует.
– Тогда не лишайте нас этого удовольствия, – попросил Дронго. – Не нужно ему ничего рассказывать. Только спросите, кто именно охранял пленницу.
– Я так и сделаю, – согласился Беверидж, – садитесь в мою машину, мы поедем прямо сейчас.
Дронго уселся рядом с офицером, Вейдеманис сел за заднее сиденье, и они поехали.
– Как измельчали люди, – сокрушался по дороге Беверидж. – Чтобы раньше такое случилось среди членов мафии – никогда в жизни. Они бы просто разрезали виноватого на мелкие кусочки. А сейчас появляются такие подонки. Я уверен, что Прасси тоже не знает, что там на самом деле случилось.
– Вы полагаете, что он ангел?
– Он – сукин сын! – загрохотал инспектор. – Самый настоящий сукин сын! Убийца и торговец наркотиками. Но у него тоже есть свои принципы, господин эксперт, он не допустил бы подобного беспредела. Иначе нельзя. Даже убивая своих конкурентов, нельзя опускаться до уличных подонков, нарушая все мыслимые и немыслимые запреты. Все знают, где живут жена и дети самого Прасси, где живут семьи его друзей и врагов. Но никто не посмеет и пальцем их тронуть, иначе в любой тюрьме вам не дожить до утра. Есть негласный запрет на такие мерзости. Можете стрелять друг друга, но нельзя убивать детей и насиловать женщин. На это наложено строгое табу.
– Если вас послушать, господин офицер, выходит эти бандиты просто порядочные люди, – насмешливо вмешался Вейдеманис.
– Нет, – возразил Беверидж. – Я не говорил, что они порядочные люди. Они убийцы и контрабандисты. Но и у них есть свои нормы, которые нельзя нарушать. Разве это так странно?
– Конечно, нет, – согласился Дронго.
Они въехали в «Литтл Итали», или «Маленькую Италию», как называли этот район в нижнем Манхэттене. У одного из домов Беверидж остановил машину, предложив им подождать его здесь и, неторопливо шагая, удалился. Они ждали довольно долго. Прошло около часа. Вейдеманис терпеливо ждал примерно минут сорок, но затем не выдержал:
– Если убьют и этого твоего знакомого, то его смерть будет на твоей совести.
– Кто-то посмеет убить офицера полиции у себя дома? – возразил Дронго. – На глазах жены и четверых детей? Можешь не беспокоиться, с Бевериджем ничего не случится. Просто нужно набраться терпения и подождать.
– Знаешь, как обычно бывает в детективах? – неожиданно весело спросил Эдгар. – Офицер оказывается продажной шкурой, и вместо него к нам выходит банда с автоматами, которая простреливает автомобиль полиции насквозь. Такой закономерный финал наших поисков.
– Этот офицер честный человек, – напомнил Дронго, – я тебе уже об этом говорил. Нельзя быть таким циником, Эдгар, ты начинаешь превращаться в мизантропа.
– И уже давно, – согласился Вейдеманис, – после того, как начал помогать тебе в этих расследованиях. Кажется, за эти годы кого только мы не видели – от откровенных предателей до законченных негодяев. Меня всегда удивляет, каким образом ты сохраняешь веру в человеческие идеалы?
– Доблесть великанов, – усмехнулся Дронго. – Нужно пройти по лесу так, чтобы не разорять муравейники. Некоторые их разоряют, а некоторые их оберегают. Я из числа вторых. Вот и весь секрет. И ты тоже из этого числа, хотя и стараешься выглядеть хуже, чем есть на самом деле.
Эдгар хотел возразить, но в этот момент они увидели возвращающегося к машине офицера полиции. Он был явно не в духе. Уселся на свое место и сильно хлопнул дверцей.
– Там был Карлетто, – со злобой произнес Беверидж, – я так и думал. Он единственный садист в этой компании. Я все выяснил. Они поручали ее охрану Карлетто. Я мог бы и сам догадаться.
– Кто это? – спросил Дронго.
– Мерзавец, – пояснил полицейский, – самый настоящий мерзавец.
Интерлюдия
Бертолдо Джакомелли был человеком суровым и жестоким. Он не верил в лучшие качества людей, предпочитая оперировать такими понятиями, как страх и принуждение. Он искренне полагал, что только страх заставляет людей вести себя соответствующим образом, подчиняясь сильнейшему и беспрекословно выполняя все поручения руководителя. Получив задание от синьора Прасси, он не стал долго раздумывать, а почти сразу перезвонил Лучано, чтобы уточнить некоторые подробности. Ему нужно было обнаружить этого эксперта и сделать то, о чем его попросил Альфредо Прасси. Поэтому он лично приехал для разговора с Лучано и именно от него узнал все подробности его переговоров с китайцами. Заодно Джакомелли узнал и о том, что самого Лучано вызывают на допрос в полицию. И там должен быть тот самый напарник эксперта, который будет давать показания. Джакомелли не умел мыслить так виртуозно, как Нельсон, пославший своих людей следить за профессором, который рано или поздно должен был встретиться с Дронго. Поэтому, узнав о том, что вечером этого дня Лоусон должен быть на допросе в полиции, куда вызывают и Лучано, Джакомелли просто собрал своих четверых помощников и приказал им отправиться вместе с ним на двух автомобилях к зданию полиции. Оставалось дождаться, когда выйдет Лоусон, и силой принудить его сесть в машину.
В том, что захваченный профессор заговорит, Джакомелли даже не сомневался. У него для этого был целый арсенал невероятных средств и способов, которые, по его глубокому убеждению, не мог выдержать ни один человек.
Монах (Джакомелли) умел допрашивать. В этом искусстве ему не было равных. Когда несколько лет назад нужно было допросить Иньяцио Кармесси, случайно оказавшегося свидетелем убийства младшего брата синьора Прасси – Ливио Прасси, за дело взялся сам Джакомелли. К его удивлению, Кармесси покрывал убийцу, выдерживая самые страшные, невероятные пытки. Это противоречило самой идее страха, которой так поклонялся Джакомелли. Кармесси не дрогнул, даже когда ему отрубили два пальца, не выдав того, кто был убийцей. Джакомелли не понимал, что происходит. Чтобы Кармесси, которого он знал много лет, так защищал неизвестного убийцу, готовый ради него идти на столь невероятные муки, – это было просто поразительно. Кармесси никогда не был героем, но здесь повел себя как настоящий герой. Только когда его стали пытать огнем и выжгли ему левый глаз, он наконец не выдержал и признался. Оказывается, убийцей был его собственный старший сын. Признание успокоило Джакомелли, иначе он перестал бы верить в собственные принципы. Он даже отправил Кармесси в больницу, позволив ему остаться в живых. С этих пор его стали называть Одноглазым Кармесси. И в знак уважения к своему старому знакомому Джакомелли даже посмел ослушаться своего босса и, вопреки приказу Прасси, просто пристрелил сына Кармесси, не став его мучить и пытать.
