Сама Шарлотта занялась завтраком — каша, яйца, тосты, мармелад, мед и чай. Питт поднялся на второй этаж, чтобы побриться.
На улице лежал тонкий слой снега, а между крышами виднелось по-зимнему голубое небо с белыми барашками облаков. Все вместе они дошли до церкви, в полумиле от дома. Везде звонили в колокола, и холодный воздух был наполнен торжественными звуками.
Служба была короткой; они сидели рядышком на узких скамьях, пока викарий рассказывал знакомую историю, а орган играл знакомые гимны. Все пели «Придите, верные» и «Храни вас Бог», пока звук не поглотил их, словно океан.
Назад они шли сквозь карусель снежных хлопьев, оставляя за собой цепочки следов. Затем, после небольшой суеты в кухне, все уселись за стол. На нем был жареный гусь с ароматной начинкой, печеная картошка с коричневой хрустящей корочкой, пастернак, хорошее французское вино и сливовый пудинг, политый бренди — его зажгли, к огромному удовольствию детей, — и покрытый кремом. Шарлотта с величайшей тщательностью разрезала пудинг, чтобы каждому достался серебряный трехпенсовик.
Наконец наступила пора подарков. Не скрывая волнения, все отправились в гостиную и стали смотреть, как дети срывают обертки, бросают бумагу на пол и замирают в немом восхищении. Дэниел получил паровоз и вагоны, которые смастерил Питт, и попрыгунчика, купленного Эмили. Эдварду от Питта досталась коробка кубиков самых разных цветов, форм и размеров, а от Эмили — набор оловянных солдатиков. Джемайме предназначалась кукла, для которой Шарлотта сшила три комплекта одежды, а от Эмили — калейдоскоп; если его встряхнуть и поднести к глазу, перед тобой предстает яркий, беспрерывно меняющийся волшебный мир.
От бабушки Кэролайн дети получили книги: «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла для Джемаймы, «Дети вод» Чарльза Кингсли для Дэниела и «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона для Эдварда.
Шарлотте очень понравились и розовая алебастровая ваза, и гранатовая брошь, которую подарила сестра, а Эмили осталась довольна кружевным воротником от Томаса и Шарлотты. Питт не мог нарадоваться рубашкам, сшитым женой, и блестящим кожаным сапогам, прикрывавшим колено. Он от души поблагодарил Эмили не только за подарок, но и за проявленный такт — она постаралась, чтобы подарок был не слишком дорогим. Леди Эшворд прекрасно знала, что в должности констебля Питт получал столько же, сколько трубочист, а теперь, когда он стал инспектором, его месячное жалованье не превышало суммы, которую она тратила на одежду.
Сама Эмили была благодарна сестре и ее мужу за теплоту и участие, за чувство принадлежности к семье, и она самым деликатным образом дала им это понять. Когда суматоха, вызванная подарками и благодарностями, наконец улеглась, все расположились у камина, красно-желтое пламя которого гудело, вытягиваясь к дымоходу. Эмили и Шарлотта болтали, а Томас дремал, положив ноги на каминную решетку.
Вечером, когда уставшие дети отправились спать, крепко прижимая к себе подарки, Шарлотта, Питт и Эмили достали гигантскую составную картинку-загадку, посвященную коронации королевы Виктории. Только к полуночи Эмили с торжествующим возгласом наконец пристроила на место последний фрагмент.
Два дня спустя Питт шел на работу, навстречу холодному северному ветру, который превратил снежную кашу на тротуарах в скользкий лед и гонял по нему осколки сосулек, похожих на разбитое стекло. Оставив указания относительно других расследуемых дел, он покинул участок на Боу-стрит и направился в Хановер-клоуз. Ему очень хотелось увидеть семейство Йорк, и у него появилась одна идея…
Несколько удивленный кэбмен высадил его в тихом и роскошном Хановер-клоуз с его георгианскими фасадами и замысловатым узором из голых веток деревьев на фоне тяжелых белых туч. Он открыл рот, собираясь спросить, не ошибся ли Питт адресом, но при взгляде на лицо пассажира передумал. Взяв деньги, возница ударил вожжами по крупу лошади, от которого поднимался пар.
Питт подошел к парадной двери и внутренне приготовился к отповеди лакея, который скажет, что место полицейского — если ему вообще позволено приходить — у задней двери, вместе с торговцами. Он привык к подобному обращению, но все равно почувствовал, как напряглись плечи.
Дверь открылась почти сразу, и на пороге появился лакей, мужчина лет тридцати, на лице которого отражалось легкое удивление.
— Меня зовут Томас Питт, — инспектор решил пока не упоминать свою должность. — Вполне возможно, у меня есть информация, которая может быть интересна мистеру Йорку. Буду обязан, если вы спросите, могу ли я с ним увидеться.
Лакей не осмелился отвергнуть эту просьбу, не известив хозяина, на что и рассчитывал Питт.
— Подождите в маленькой столовой, я узнаю. — Лакей отступил назад и открыл дверь, приглашая войти. В руке он держал поднос, но у Питта не было визитной карточки, которую следовало положить на него. Видимо, стоит ее завести — просто имя, и ничего больше.
Столовая при кухне была просторной и удобной, хотя довольно строгой, с зеленой мебелью холодных тонов и литографиями на стенах. Два застекленных шкафа с книгами в кожаных переплетах и изящный глобус на столике у окна, на котором все страны Британской империи были отмечены красным цветом — просторы Канады, Австралии, Индии, большей части Африки вплоть до Египта, многочисленных островов в океане. Глобус охватывал латунный меридиан с гравировкой.
Лакей нерешительно топтался на месте.
— Могу я сообщить мистеру Йорку, с чем связан ваш визит? — наконец прямо спросил он.
— Со смертью мистера Роберта Йорка, — ответил Питт, почти не погрешив против истины.
Лакей не нашел что на это ответить, церемонно поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.
Томас знал, что долго ждать не придется, и решил не тратить времени на осмотр комнаты в попытке получить представление о вкусах хозяев. Красивые книги часто покупали из-за их внешнего вида, а не содержания. Вместо этого он еще раз повторил заранее заготовленную речь, приготовившись лгать человеку, который вызывал у него искреннее сочувствие и вполне мог понравиться.
Достопочтенный Пирс Йорк появился через пять минут. Это был высокий мужчина, вероятно, худощавый в молодости. Ему было уже к семидесяти, но держался он прямо, разве что плечи слегка опущены; его худое лицо светилось тонким, язвительным юмором, проступавшим под нынешней патиной скорби и многолетней сдержанности.
— Мистер Питт? — с любопытством спросил он, закрывая за собой дверь и жестом приглашая сесть в одно из кресел. — Джон сказал, что у вас есть сведения, связанные со смертью моего сына. Это правда?
— Да, сэр. — Чувство стыда было сильнее, чем ожидал Томас, но отступать, не объяснив свою ложь, было уже поздно. Он сглотнул. — Вполне возможно, найдены некоторые из украденных вещей. Не могли бы вы дать мне более точное описание вазы и пресс-папье?
Взгляд Йорка выражал удивление. Но в нем присутствовала и мрачная тень утраты, и некий блеск, возможно, юмора или иронии, когда он посмотрел на начищенные до блеска и превосходно сидящие сапоги Питта.
