Питту очень не нравилось то, что он делает, но другого пути не было. Если бы он проявил больше настойчивости и хитрости, если бы все выяснил во время первого визита, Далси могла остаться жива.
— Я здесь по поводу Далси Мэббот, миссис Йорк.
— Далси? — Она резко повернулась к нему.
— Да. Работая у вас в доме, она видела нечто очень важное. Как она умерла, миссис Йорк?
Женщина не отвела взгляда, а ее бледность скрывала какую-либо реакцию, если не считать обычного сочувствия, которое на ее месте испытывал бы почти каждый.
— Она слишком далеко высунулась из окна и потеряла равновесие, — ответила Вероника.
— Вы видели, как это случилось?
— Нет… это произошло вечером, когда уже стемнело. Возможно, при свете дня… она могла бы увидеть опасность, и все обошлось бы.
— Зачем ей так далеко высовываться из окна?
— Не знаю. Может быть, она кого-то увидела.
— В темноте?
Вероника прикусила губу.
— Или что-то уронила.
Питт никак не отреагировал: нелепость этого предположения была очевидна.
— Кто был в доме в тот вечер, миссис Йорк?
— Естественно, все слуги, а также мои свекор со свекровью и гости… Может, Далси разговаривала с кем-то из лакеев или кучеров гостей?
— В таком случае они подняли бы тревогу, когда девушка упала.
— О… — Вероника отвернулась и покраснела, стыдясь своей глупости. — Конечно.
— Кто был у вас в гостях? — спросил Питт, уже знавший ответ.
— Мистер и миссис Эшерсон, мистер Гаррард Данвер, мистер Джулиан Данвер и миссис Данвер, сэр Реджинальд и леди Арбетнот, мистер и миссис Джеральд Адаир.
— Не надевал ли кто-нибудь из дам или вы сами платье цвета насыщенного рубина или фуксии, мэм?
— Что? — Ее голос был едва слышен, а лицо стало таким бледным, что кожа казалась восковой.
— Насыщенный рубин или фуксия, — повторил Питт. — Розовый с синеватым оттенком, какими бывают цинерарии.
Вероника с усилием сглотнула, и ее губы сложились для ответа «нет», но из горла не вырвалось ни звука.
— Далси видела женщину в таком платье, миссис Йорк. В вашем доме, наверху…
Он не успел закончить фразу. Вероника охнула и осела на пол, вытянув вперед руки и опрокинув стул.
Питт бросился вперед, но не успел подхватить ее и едва не упал сам. Она была без сознания; при свете газовых ламп лицо казалось вырезанным из слоновой кости. Томас выпрямил ей руки и ноги и подхватил на руки; ему было не очень удобно, однако женщина была такой худой, что почти ничего не весила. Он положил ее на диван и расправил юбки, так чтобы они скрывали все ноги, кроме ступней, а затем позвонил в колокольчик, едва не сорвав шнур со стены.
Появился лакей, и Питт приказал ему прислать камеристку с нюхательной солью. Голос у него был хриплым, почти испуганным. Нужно успокоиться. На него нахлынули противоречивые чувства: опасение, что он был слишком грубым и спровоцировал тот самый скандал, которого любой ценой стремился избежать Балларат, гнев из-за загубленной жизни горничной, жалость к девушке и ощущение, что его предали, поскольку ему не хотелось верить, что это Вероника. Но дерзкая и отважная Пурпурная не лишилась бы чувств при первом же подозрении, высказанном служителем закона.
Дверь открылась, и в комнату вошла служанка, симпатичная стройная девушка со светлыми волосами…
— Боже всемогущий! — прохрипел Питт; ему показалось, что комната стала вращаться вокруг него. — Эмили!
— Ой! — Она прикрыла рукой рот и выронила флакон с солью.
— Так! — На мгновение в комнате повисло напряженное молчание. Наконец ярость Питта выплеснулась наружу. — Что это значит? — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Не делайте глупостей, — прошептала Эмили. — И говорите тише! Что случилось с Вероникой? — Она опустилась на колени, подняла соль, вытащила пробку из флакона и поднесла к носу Вероники.
— Упала в обморок, что же еще! — огрызнулся Питт. — Я спросил ее о Пурпурной… Эмили, вам здесь не место. Должно быть, вы сошли с ума! Далси убили, и вы можете стать следующей!
— Я знаю… И никуда не уйду. — Она с вызовом посмотрела на Питта; лицо у нее было решительным.
— Уйдете! — Он схватил ее за руку.
— Ни за что! — Эмили высвободилась. — Вероника не Пурпурная. Я знаю ее гораздо лучше вас!
— Эмили… — начал Томас, но было уже поздно. Вероника пошевелилась и открыла глаза, темные от ужаса. Затем, когда она пришла в себя и узнала Эмили и Питта, на ее лицо вернулась прежняя маска.
— Прошу меня извинить, мистер Питт, — медленно проговорила она. — Боюсь, мне нехорошо. Я… Я не видела человека, о котором вы говорили. Ничем не могу помочь.
— Тогда я не буду вас больше тревожить. Оставляю вас на попечение вашей… камеристки. — Питт заставил себя говорить вежливо, даже мягко. — Прошу меня извинить за беспокойство.
Эмили позвонила в колокольчик, вызывая лакея, а когда он появился, распорядилась:
— Джон, пожалуйста, проводи мистера Питта до двери, а потом попроси Мэри принести миссис Йорк травяной чай.
Томас посмотрел на нее, и Эмили, вскинув голову, ответила на его взгляд.
— Спасибо, — поблагодарил он и последовал за лакеем к выходу.
Обратный путь Питт проделал в двухколесном экипаже; войдя домой, он прошел прямо на кухню.
— Шарлотта! Шарлотта!
Она обернулась, удивленная его раздраженным голосом, затем увидела его лицо.
— Ты знала! — в ярости выкрикнул Питт. — Ты знала, что Эмили устроилась в тот дом горничной! Боже всемогущий, женщина, ты совсем с ума сошла?
Томас понимал, что криком делу не поможешь, но был так зол, что не мог себя сдержать.
Секунду или две Шарлотта с вызовом смотрела на него, но затем передумала и смиренно опустила взгляд.
— Прости, Томас. Когда я узнала, было уже поздно, клянусь, а рассказывать тебе не имело смысла. Ты все равно ничего не смог бы сделать. — Она подняла голову и слабо улыбнулась. — Там она узнает то, что недоступно нам.
Питт сдался, мысленно выругавшись — длинно и грубо, — пока не закончились слова, которые нельзя произносить в присутствии Шарлотты, потом взял из рук жены чашку чая.
— Плевать мне на то, что она узнает! — Голос его был хриплым от ярости. — Составляя свои идиотские планы, вы хоть на секунду задумались, какой опасности она подвергается? Ради всего святого, Шарлотта, в этом доме уже убили двух человек! Если ее узнают, чем ты ей поможешь? Ничем! Абсолютно ничем! — Он взмахнул руками. — Она совсем одна — мне туда доступа нет. Это несусветная глупость, черт возьми!
