— Да, мэм? Я могу вам помочь? — Он опытным взглядом оценил ее внешность. — Что-нибудь потеряли, да?
— Нет. — Шарлотта с усилием сглотнула. — Благодарю вас. Я жена инспектора Питта. Мне нужно поговорить с мистером Балларатом. Это очень важно.
Констебль покраснел и отвел взгляд.
— Э… Да, мэм. Если… Если вы немного подождете, я пойду доложу. — Он захлопнул журнал, сунул его на полку и вышел в коридор через стеклянную дверь. Шарлотта слышала его приглушенный голос, скороговоркой докладывавший кому-то невидимому.
Она стояла посреди комнаты на потертом линолеуме и ждала. Никто не возвращался, и Шарлотта понимала, что полицейские избегают ее, не зная, что сказать. Она ожидала гнева, оправданий, уверений в том, что это ошибка, которая будет немедленно исправлена. Уклончивость могла означать, что либо они сами сомневаются в Питте, либо не осмеливаются проявлять своих чувств. Неужели после стольких лет работы вместе у них нет ни капли доверия или лояльности к нему?
Паника поднималась изнутри, переходя в дурноту. Шарлотта, не отдавая себе отчета в том, что делает, шагнула вперед; ей хотелось поднять шум, позвать кого-нибудь, закричать.
Дверь внезапно открылась, и Шарлотта вздрогнула. На нее смотрел тот же самый констебль — на этот раз он не отводил взгляда.
— Пожалуйста, сюда, мэм. — Констебль по-прежнему не называл ее по имени, как будто ему было стыдно, и он хотел бы сделать вид, что пред ним другая женщина.
Она холодно посмотрела на него.
— Миссис Питт.
— Миссис Питт, мэм, — послушно повторил констебль, покраснев до кончиков ушей.
Шарлотта пошла за ним по коридору, поднялась по лестнице и оказалась в большом теплом кабинете Балларата. В камине горел огонь, а перед ним стоял сам суперинтендант, слегка расставив ноги в начищенных до блеска сапогах.
— Входите, миссис Питт, — с чувством произнес он. — Входите и садитесь. — Широким жестом он указал на большое кресло, но не сдвинулся с места, чтобы тепло доходило до Шарлотты.
Она села на краешек, выпрямив спину. Констебль закрыл за ней дверь и удалился.
— Я глубоко сожалею, что был вынужден отправить вам подобное сообщение, — заговорил Балларат, прежде чем она успела открыть рот. — Вероятно, для вас это был ужасный удар.
— Разумеется, — согласилась Шарлотта. — Но это не столь важно. Что происходит с Томасом? Разве они не понимают, кто он? Разве вы не были в Колдбат-Филдс и не сказали им? Вероятно, они не поверили письму.
— Они определенно знают, кто он, миссис Питт. — Балларат несколько раз кивнул. — Естественно, я немедленно это подтвердил. Но боюсь, улики трудно опровергнуть. Не буду вас расстраивать, перечисляя их. Мне кажется, моя дорогая, что вам лучше пойти домой, возможно, к родным, и…
— У меня нет никакого намерения заниматься такими бесполезными делами, как идти домой или к родственникам! — Она пыталась сдержать ярость, но дрожь в голосе выдавала ее. — И я вполне способна рассмотреть предполагаемые улики, какими бы они ни были!
Балларат явно испытывал неловкость; его румяное лицо покрылось пятнами.
— Э… — Он откашлялся, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями. — Если вы полагаете, что я что-то скрываю, это просто потому, что не знаете всех обстоятельств дела. Уверяю вас, будет гораздо лучше, если вы предоставите мне защищать ваши интересы и вернетесь домой…
— Что вы делаете, чтобы доказать его невиновность? — яростно прервала его Шарлотта. — Вы знаете, что он этого не делал! Вы должны найти доказательства.
— Моя дорогая… — Балларат взмахнул руками — пухлые ладони, пальцы с ухоженными ногтями, — и в свете лампы блеснуло золотое кольцо. — Я обязан подчиняться закону, как и все прочие. Разумеется, — с подчеркнутым сочувствием и терпением прибавил он, — я хочу думать о Питте самое лучшее. — Он снова кивнул. — Много лет Питт был хорошим полицейским. Сделал много полезного для общества.
Шарлотта открыла рот, собираясь запротестовать против такой снисходительности, но Балларат не желал, чтобы его перебивали.
— Но я не могу нарушать закон! Если мы хотим добиться справедливости, то должны соблюдать процедуру, как и все остальные. — Его уже было не остановить. — Мы не можем ставить себя над законом. — Балларат широко раскрыл глаза. — Естественно, я ни на секунду не верю, что Питт мог совершить подобное. Но, даже руководствуясь самыми лучшими намерениями, я не могу и не должен высказывать свои убеждения! — Он слегка улыбнулся, демонстрируя преимущество мужской логики над женскими эмоциями. — Мы небезгрешны, и моего мнения о человеке недостаточно, чтобы обелить его перед законом, — и не должно быть достаточно.
Шарлотта встала, глядя на него с холодной яростью.
— Никто не просит вас подменять судью, мистер Балларат. — Она смотрела ему прямо в глаза. — До встречи с вами я ожидала, что вы броситесь на защиту одного из ваших подчиненных, который не мог совершить преступление, о чем вы прекрасно знаете. Но даже если бы вы его не знали, я полагала, что вы считали бы его невиновным и сделали бы все возможное, чтобы еще раз проверить улики и найти в них несоответствия.
— Послушайте, моя дорогая, — попытался успокоить ее Балларат. Он шагнул вперед, но, встретившись с ней взглядом, остановился. — Послушайте, моя дорогая, вы должны признать, что не понимаете! Это дело полиции, и у нас есть опыт…
— Вы трус, — презрительно процедила Шарлотта.
Балларат вздрогнул, затем взял себя в руки и посмотрел на нее стеклянным, ничего не выражающим взглядом.
— Разумеется, вы расстроены. Это естественно. Но поверьте мне, после того как вы отдохнете и немного подумаете… Может быть, вам лучше положиться на своего отца? Или брата, зятя?
Шарлотта с усилием сглотнула.
— Мой отец умер. Зять тоже. А брата у меня нет.
— О… — Балларат явно смутился — путь к отступлению оказался перекрыт. Плохо, что нет мужчины, который мог бы о ней позаботиться. — Ну… — промямлил он, разводя руками.
— Что? — спросила Шарлотта, не сводя с него гневного взгляда.
Он отвел глаза.
— Уверен, что будет сделано все возможное, миссис Питт. Но я также уверен, что вам не следует убеждать меня нарушить закон, даже если бы я мог это сделать. — Балларат был доволен найденным аргументом. Тон его стал решительнее. — Вы должны взять себя в руки и довериться нам.
— Я держу себя в руках, — с расстановкой сказала Шарлотта, намеренно проигнорировав вторую часть его фразы. — Благодарю, что уделили мне время. — Не ожидая, пока Балларат подберет вежливые слова прощания или протянет руку, она резко повернулась, пошла к двери, рывком распахнула ее и вышла, оставив дверь открытой.
Но гнев был слабым утешением. Он быстро угас, когда Шарлотта оказалась на промерзшей улице — ее толкали безразличные к ее горю люди, обрызгал грязью проезжавший мимо экипаж, когда она неосторожно приблизилась к краю тротуара. Шарлотта шла по Стрэнду к остановке омнибуса, и смысл произошедшего постепенно доходил до нее: Балларат не собирается ничего предпринимать. Она ожидала, что его гнев будет сравним с ее собственным — в конце концов, Питт его подчиненный, причем, возможно, лучший. Балларат должен был готовиться к борьбе, делать все возможное, чтобы исправить эту страшную ошибку. Однако он сдался, принялся увиливать и искать предлоги, чтобы ничего не делать. Возможно, он даже испытывал облегчение, что Питту заткнут рот. Может, это самый действенный способ удержать Томаса от неприятных вопросов или расследования обстоятельств, имеющих отношение к Йоркам, Данверам, а также начальникам Балларата в полиции и Министерстве иностранных дел, замешанным в предательстве?
