— Мы прислали вам его медицинскую карту, — сказала Лунд. — Из его личного дела. — Она помолчала. — Два года назад он был тяжело ранен в Афганистане.
— Сейчас он тоже тяжело ранен, — негромко заметил хирург, потом добавил, уже громче: — Дренаж, срочно!
Двери операционной распахнулись. Одна из сестер остановила Лунд, уперев руку ей в грудь:
— А вы куда собрались? Посторонним нельзя.
Она осталась в коридоре, глядя на закрытые двери, и никак не могла успокоить бешеный вихрь мыслей в голове.
Странге был в нескольких шагах от нее, говорил по телефону.
— Сконинга привезли на допрос, — сказал он Лунд. — Они спрашивают, ждать нас или можно начинать.
Ее запястье было все еще перевязано после событий прошлого вечера, начинала болеть голова. Она никак не могла сосредоточиться и понять, о чем он спрашивает.
— Он выживет? — спросил Странге.
— Не говорят. Состояние тяжелое.
— Мне пришлось выстрелить. Ты ведь все видела? Он размахивал пистолетом, как безумный.
Она попробовала размять пальцы рук. После падения с крыши они так и не перестали болеть.
— И какого черта он не бросил оружие? — продолжал Странге. — Тогда мы бы сейчас здесь не стояли.
— Он как будто испугался. Тебе так не показалось?
Странге моргнул:
— Чего испугался?
— Не знаю. Он ведь сначала положил пистолет. А потом увидел тебя и… — Она не спускала с него внимательного взгляда. — Кажется, он решил, что ты — это Перк.
На мгновение Ульрик Странге словно исчез, и на его месте появился совсем другой человек — злой, непредсказуемый.
— Да что за…
Вдруг в коридоре раздался голос:
— Где он?
Брикс был в мокром от дождя плаще, очень недовольный.
— На операционном столе, — ответила Лунд.
— Что, черт возьми, опять произошло?
Они пошли в сторону комнаты ожидания. Первым шел Странге, молчаливый и раздраженный.
— Он взял Сконинга в заложники, — сказала Лунд. — Избил его. Был вооружен. Отказывался опустить пистолет.
— Кто стрелял?
— Я. — Странге пожал плечами. — Я целился ему в руку, но было темно. Он был наверху. — Взгляд на Лунд. — И она тоже. Я беспокоился.
— Поставьте вооруженную охрану у его палаты. К нему никого не пропускать, только с нашего разрешения. — Он в упор посмотрел на Странге. — Ну?
— Понял.
Он отошел, чтобы передать распоряжения Брикса.
— Он выживет? — спросил Брикс.
— Может быть.
— Почему он не опустил пистолет?
Мимо них в сторону операционной пробежали две медсестры с тележкой, на которой стояло какое-то медицинское оборудование. Странге скрылся в конце коридора. Лунд была этому рада.
— Я не знаю, — сказала она.
У нее так долго не было близости с мужчиной, что она уже почти забыла, каково это: ложиться с ним в постель, чувствовать запах его пота, ощущать в себе его плоть. Кристиан Согард, постанывая, лежал на спине с закрытыми глазами, на лице его расползлась довольная улыбка. Луиза сидела сверху и, изогнув спину, ритмично двигалась, стараясь не торопиться, чтобы все не случилось слишком быстро.
Она хотела доставить ему удовольствие — так же, как раньше хотела доставить удовольствие Йенсу. Ему тоже нравилась эта поза. Нравилось отдавать часть своей власти, пусть на короткое время, чтобы потом жизнь снова вернулась в привычное русло.
Конечно, никакой страсти не было. Скорее, любопытство. Причем по отношению к себе самой.
Другой мужчина, впервые за тринадцать лет.
Что она чувствовала? Возбуждение? Стыд? Или мертвое равнодушие?
Он приближался к финишу, она чувствовала это, слышала. Но в ее теле ничего не происходило, она просто копировала его стоны и выкрики, потому что так положено.
Слишком долго? Слишком быстро? Ей было все равно. С Йенсом все иначе. Не просто физическая близость, между ними была таинственная незримая связь, имя которой — любовь. А Согард… тут ничего, кроме его отчаянного желания обладать ею. И это желание она, как хорошая жена военного, должна была удовлетворить. Привести его в свою одинокую кровать и дать ему то, чего он хочет.
Он застонал. Прогнулся всем телом. Внутри нее растеклось влажное тепло.
Луиза Рабен скатилась на простыню рядом с ним. Она вспотела, у нее кружилась голова. Из всех мыслей осталась только одна: где же удовольствие? И если оно придет, то сможет ли заглушить боль?
Чувства вины Луиза не испытывала. Йенс заслужил это. Но ей было противно, а это оказалось еще хуже.
Кристиан Согард, потный и довольный, лежал на смятой постели с закрытыми глазами, прижимая к себе одной рукой свое новое завоевание.
Для него это просто очередной бой, подумала вдруг Луиза. Очередная победа.
Ни один из них не сказал ни слова. Говорить было не о чем. Неожиданно раздался стук в дверь, громкий и настойчивый, и Луиза отпрянула от Согарда.
Она быстро вскочила с кровати, натянула халат, в котором обычно подходила к Йонасу, когда ему снились страшные сны, и открыла дверь.
На пороге стоял отец. Она не сомневалась, что с этого места ему все видно, но полковнику, похоже, не было никакого дела до мужчины в постели дочери.
— Случилось несчастье, — произнес он взволнованно. — Звонили из полиции. Я…
— Что?
— Тебе надо ехать в больницу.
За ее спиной заскрипела кровать, послышался звук шагов. Луиза прикрыла дверь, чтобы загородить от отца Согарда — крупного мужчину с офицерской татуировкой на плече.
— Зачем? — спросила она слабым голосом.
— Йенс ранен, Луиза. Он посмотрел на высокую фигуру в ее комнате. Луиза не смогла прочитать его взгляд. — Тебе нужно быть там.
Томас Бук проголодался. И ему хотелось выпить. В этот вечер в посольстве Южной Кореи проходил прием — музыка, искусство и еда. Он, кстати, обожал кимчи, несмотря на ужасный запах этой закуски.
От вкусной еды его отделяла лишь встреча с премьер-министром.
Грю-Эриксен сидел за столом и читал какие-то бумаги. Когда вошел Бук с извинениями за опоздание, он не поднял головы.
— Ситуация развивается. Солдат, которого мы ищем, был ранен.
— Знаю. — Грю-Эриксен улыбнулся. — Хотите выпить?
— Нет, спасибо. Я еще должен разыскать Россинга и поговорить с ним.
— О чем?
— Я понял, что был слишком резок в своих высказываниях. Я ведь новичок в правительстве… не все понимаю. В общем, я хочу извиниться перед ним за свое поведение.
