Хольст сел. Крупный, неулыбчивый человек с лицом угрюмого подростка, он лишь отдаленно напоминал своего погибшего брата. Война наложила на него отпечаток жесткости, грубости и заметной усталости. И уж во всяком случае, он был больше похож на солдата, чем Себастиан.
— Чем обязан? — спросил он, вынул из ящика стола пачку сигарет и закурил, выдувая дым в сторону окна.
— Где вы были? — спросил Странге.
— Вам-то что за дело?
— У нас есть ордер на ваш арест. Советую вам отвечать на вопросы, в противном случае сегодня вечером вы полетите с нами.
Он явно удивился.
— Мне просто нужно было побыть одному, вот и все.
— Вы не разговаривали со своим отцом? — спросила Лунд.
— Практически нет. Я же сказал. — Он отодвинул к центру стола лежащие там бинты, лекарства, стетоскоп. — Может, хотя бы скажете, кого я, по-вашему, убил? Просто из вежливости.
Она достала из сумки снимки: Анна Драгсхольм, Мюг Поульсен, Давид Грюнер, Лисбет Томсен, Гуннар Торпе.
Хольст взял в руки фотографию Драгсхольм.
— Остальных я вроде узнаю. А это кто?
— Где вы были? — повторила свой вопрос Лунд. — Что делали?
— Я хирург. И занимаюсь тем, что спасаю людей, а не убиваю их. Могли бы позвонить, незачем было лететь в такую даль.
Лунд забрала у него фотографию и положила обратно на стол.
— Эта женщина хотела доказать, что солдаты Рабена невиновны. Два года назад вы пытались спасти своего брата. Мы видели его запись на видеокассете, где он говорил о Рабене. — Она вынула еще один снимок — тот, на котором лица бойцов отряда были перечеркнуты крестами. — Вот это мы нашли в мусоре, который вы выбросили, когда съезжали со съемной квартиры на Исландс-Брюгге.
Он посмотрел на лица и на кресты.
— Вы думаете, что в смерти Себастиана виновен Рабен? Анна Драгсхольм хотела добиться пересмотра приговора.
— Я даже не знаю, кто эта женщина…
Хольст раздавил окурок. В комнату зашел кто-то из персонала, но он лишь молча махнул рукой.
— Нам известно, что вы пытались встретиться с Рабеном, — продолжил Странге. — Он отсылал ваши письма обратно.
— Вот как?
— Начинайте говорить, — сказала Лунд. — Мы проделали большой путь и не собираемся возвращаться с пустыми руками, уж поверьте.
— Вы напрасно теряете время. Я никого не убивал. Почему…
Странге, чертыхнувшись, грохнул кулаком по столу. Эта вспышка была так внезапна, что Лунд вздрогнула.
— Хватит чушь молоть! У вас была их фотография, и вы вычеркивали их одного за другим.
— Просто игра такая, — спокойно ответил Хольст, пожимая плечами. — Чтобы время скоротать.
— Вы были на дежурстве, когда сюда привезли вашего брата, — сказала Лунд, обводя рукой убогое помещение.
Он отвел глаза.
— Смотреть на раненых и убитых тяжело, даже если это чужие люди. Но когда среди них видишь родного брата…
— Да, да! Я понял вашу мысль!
— Затем вы узнали, что в гибели Себастиана винят Рабена и остальных. Они остались живы, а Себастиан в могиле.
Хольст направил на нее длинный бледный палец.
— Мой вам совет: держитесь подальше от героев, — произнес он тихим, полным муки голосом. — Вокруг них гибнут люди.
— То есть смерть вашего брата на совести Рабена?
— Да! — выкрикнул он. — И надеюсь, что этот мерзавец будет гореть в аду. Но…
Они ждали. Хольст долго молчал.
— Ладно, слушайте, — начал он. — Рабен был командиром. Не существует закона, который наказал бы его за то, что он загнал мальчишку вроде Себастиана в то гадючье гнездо. Он был вправе сделать то, что сделал. И что мне оставалось? — Хольст мрачно усмехнулся. — Только устроить всем небольшой сюрприз. Среди тел и фрагментов, которые в тот день привезли из деревни, была лишняя часть. Рука.
Его глаза смотрели вдаль — в прошлое.
— Я подумал, что если об этой руке узнают там, в Копенгагене, то возникнут вопросы, и гибелью наших парней займутся всерьез. Тут ходило много слухов. Как убили целую семью местных.
— Вы думаете, это сделали бойцы Рабена? — спросил Странге.
— Кто же еще? Никто не поверил той сказочке об офицере-невидимке. Я думал… — Он потянулся за сигаретами, снова закурил. — Думал, что армия во всем разберется, проверит все, раскопает правду. Мы ведь не скрываем ничего, что здесь происходит. Во всяком случае, не такое. Но… — Он изогнул губы в кривой усмешке. — Но тут я сильно ошибался. Военный прокурор не стал даже слушать о том, что мирные жители могли быть убиты датскими солдатами. И они остались безнаказанными! Это потом уже Рабена заперли в психушку, за другие дела.
Лунд сверилась с документами.
— Та рука принадлежала террористу-смертнику, — сказала она.
— Я не знаю, кому она принадлежала. Просто рука, и все.
— Вы были расстроены. И составили ложное медицинское заключение.
— Руку привезли из деревни! Кто-то ведь должен был разобраться, что там все-таки произошло!
— У вас проблемы, Хольст, — сказала Лунд.
Он опять усмехнулся:
— Неужели? Как страшно. — Он наклонился к ней. — Себастиан умер здесь, в паре шагов от этой комнаты. У него было пробито легкое, только и всего. Случись это в Копенгагене, он был бы сейчас жив. Для современной медицины такая операция — пустяк. Но здесь… — Он зажмурился. — Здесь я не смог его спасти. Мне пришлось наблюдать, как он умирает. А психопат Рабен, который потащил их в ту деревню, раздобыл себе ловкого адвоката и вышел сухим из воды. Ему чуть медаль не вручили. И вы спрашиваете, не был ли я расстроен?
Гнев вырвался наружу. Хольст вцепился в стол обеими руками, сильными руками хирурга.
— Да! — заорал Фредерик Хольст в лицо полицейским. — Да, я был расстроен!
Лунд ждала, что последует дальше.
Через несколько секунд он справился с эмоциями и заговорил тем же ровным, скучным гоном, что и раньше:
— Но мои чувства ничего не меняют. Себастиана не вернуть. Поэтому все, что я могу, — это пытаться снова и снова спасти его, день за днем, на этом чертовом операционном столе. — Хольст шмыгнул носом, загасил недокуренную сигарету. — Это все, — сказал он и отшвырнул от себя фотоснимок с крестами на лицах бойцов. — Извините, что не оправдал ваших ожиданий.
Больше они ничего не смогли добиться от Фредерика Хольста. Ему надо было возвращаться к работе. Его ждал очередной пациент — талиб, тяжело раненный и орущий на медсестер.
Лунд достала спутниковый телефон, чтобы связаться с Копенгагеном.
