Она протянула руку:
— Дайте мне ключи. Я поведу.
— Это моя машина…
Она подошла и встала рядом с ним с протянутой рукой, словно мать, требующая что-то от непослушного ребенка.
— Дайте мне ключи.
Он сунул руки в карманы и нахохлился.
— Мы можем стоять так хоть всю ночь, — сказала Лунд. И, не дождавшись реакции, повторила: — Всю ночь. Обещаю…
— Проклятье, — буркнул он, потом обогнул машину и забрался на пассажирское сиденье.
Потребовалось шесть телефонных звонков, прежде чем Луиза Рабен нашла адвоката, согласного выслушать ее. Большинство сразу же заявляли, что не берутся вести безнадежные дела. Этот, по крайней мере, говорил с ней.
— У него не было раньше судимостей, — убеждала она его.
— Хорошо, мне нужно подумать, — сказал мужчина на другом конце провода.
— Он хороший муж. Любящий отец. С ним ужасно обошлись. Я не знаю…
— Я сказал, что подумаю. Позвоните мне в понедельник…
— Я могу позвонить завтра.
— На этой неделе я буду занят. А вы пока соберите мне документы по делу. Мы все обсудим в понедельник. Обычно я не беру дела военных, потому что не поддерживаю войну, особенно нашу войну в Афганистане.
В другое время она бы набросилась на него, стала бы спорить. Не Йенс начал эту войну. Он был солдатом и пошел туда, куда его послали. Но сейчас…
— Йенс тоже не одобрял ее.
На этой хрупкой лжи и закончился их разговор. Она зажмурилась, произнесла краткую молитву.
Когда она открыла глаза, то увидела в дверях отца.
— Папа. — Она подбежала к нему. — Кажется, я нашла нам нового адвоката. На этот раз хорошего. У нас есть основания для апелляции.
Он был сам не свой.
— Я обещала ему подготовить все документы.
— Луиза… тут к нам пришли.
Позади него действительно стояли два человека в синей форме. Она, будучи женой военного, чуяла плохие новости за версту, читала их в глазах.
— Что? — выдохнула она.
Потом, сидя за кухонным столом, она слушала. Говорил один коп из двоих.
— Он спланировал побег заблаговременно, — закончил он.
— Когда он исчез? — спросил ее отец.
Человек в форме кивнул в ее сторону:
— Сразу после свидания с вашей дочерью.
Все трое мужчин уставились на нее.
— Я не знала. Это правда.
— Луиза…
Она вскочила, встала у раковины, глядя в черную ночь за окном и не видя ничего из-за слез, заливающих глаза.
— Папа! Ты мне не веришь?
— Снаружи его никто не ждал, — добавил коп. — Мы не считаем, что ему кто-то помогал. Но если у вас есть какие-то предположения, куда он мог направиться, вам следует рассказать нам. Он опасен…
— Нет, не опасен! — воскликнула она, оборачиваясь к ним. — В этом-то все и дело. Если бы его выпустили, если бы он был со мной и Йонасом…
— Ваш муж — сбежавший преступник, — сказал полицейский. — Мы считаем его опасным для общества и себя самого. Если вы знаете, где он может быть…
— Она не знает, — перебил Ярнвиг. — В последнее время им не разрешали часто встречаться. Когда же ее пустили к нему, он не был… разговорчив.
Луиза Рабен утерла глаза.
— Нам нужен список его друзей, знакомых, излюбленных мест…
— Я поговорю с дочерью, будем на связи.
Человек в синей форме поднялся и встал возле нее.
— Если вы скрываете что-либо, то нарушаете тем самым закон, за что вам также может грозить тюрьма.
— Она ничего не знает! — рявкнул полковник. — Всё, уходите. Разве вы не видите, в каком она состоянии? Мы-то думали, что Йенс вот-вот вернется домой.
Второй коп, тот, что молчал все время, тоже поднялся на ноги.
— Мы вернемся через час за списком, — сказал он. — Если он не будет готов, мы подождем здесь.
Затем они ушли.
Немытая посуда в раковине. Куча стирки в ванной. Да еще Йонас сломал свой контейнер для завтрака, и ей никак не удавалось починить его.
— Тебе помочь? — спросил ее отец.
— Не надо.
Она снова села за стол, ожесточенно сражаясь с пластмассовыми креплениями.
— Все это неправда.
— Луиза…
— Он сказал, что согласился на лечение. Он хотел только одного — вернуться домой.
Ярнвиг забрал у нее контейнер, одним щелчком поставил крышку на место. А Луиза все никак не могла осознать услышанное.
— Должна быть какая-то причина. Йенс не сбежал бы просто так…
Он взял ее руку в свои.
— Но он сбежал.
Яркая вспышка гнева.
— Что, просто так? Без причины? Как мама? Разве не это ты мне внушал? И это тоже было неправдой, я знаю.
Ему очень не нравилось, когда ему возражали.
— Нет. Она ушла из-за меня. Она ненавидела… — Он махнул рукой в сторону окна. — Ненавидела все это. Гарнизонную жизнь. И наверное, возненавидела и меня, как часть этой жизни.
— У нее были причины.
— Это были ее причины, не мои. Я их никогда не мог понять. Да, она оставила меня, Бог ей судья. Но тебя? Как она могла уйти от тебя? Я так и не…
Он замолчал, глядя в пол. Луиза обернулась, заслышав легкие шаги. Из спальни вышел Йонас. Мальчик был напуган, чуть не плакал.
— Мама! — произнес он тонким голосом. — Что случилось?
Луиза бросилась к сыну, подхватила маленькое тельце на руки, обняла его, прижалась лицом к мягкой теплой щеке.
— Все хорошо, малыш, — шепнула она. — Ничего не случилось.
— Я слышал. Они говорили…
— Ничего, — приговаривала она и обнимала так крепко, что больше он ничего не мог сказать.
Студеная сырая ночь. Иней на земле, на деревьях в этом глухом углу на окраине Копенгагена.
Йенс Петер Рабен наконец-то был свободен.
На поверхность он выбрался возле какого-то завода по переработке отходов. Там проник в помещения для персонала, стащил чистую одежду — джинсы, свитер, куртку защитного цвета с капюшоном, а потом выбежал наружу, обтерся ледяным инеем, собранным с веток, чтобы избавиться от вони канализационных стоков, и переоделся.
На заводе в этот час никого не было, поэтому ему не удалось найти ни машины, ни хотя бы велосипеда. Пришлось отправиться по грунтовке, ведущей от завода через лес, пешком. Двадцать минут быстрого шага, и он оказался на оживленной трассе, заполненной грузовиками и легковушками.
