— Да, думала, — признала она. — Одевайтесь, мы едем.
Три часа понадобилось на то, чтобы пересечь на байдарке в тусклом свете луны узкий пролив между островом Скогё и материком. Еще час ушел на поиски машины Пастыря, спрятанной в лесу недалеко от паромного терминала.
Рассвет застал Рабена на узком длинном пролете Эресуннского моста. Перед глазами, на зеркале, раскачивалось распятие, и от этого монотонного движения его то и дело клонило в сон. К десяти часам он уже вернулся в Вестербро, в пустую церковь Торпе. Священник встретил его в синей рубашке, джинсах и в дурном расположении духа.
— Ты не можешь здесь оставаться. Уже два раза приходили полицейские. И звонила Луиза. Полиция знает, что ты говорил с ней. Ее сейчас допрашивают.
На скамье лежала забытая кем-то утренняя газета. С первой страницы на Рабена смотрела Лисбет Томсен — моложе, красивее, счастливее, чем он помнил. Заголовок гласил: «Четвертый гражданин Дании стал жертвой террористов».
— У меня нет денег. Сможете одолжить мне немного?
— Зачем они тебе?
— Хотя бы пару тысяч.
Торпе кивком указал на дверь.
— Пойди да ограбь еще одну заправку. Ты теперь этим промышляешь?
Священник был крепким и мускулистым, но настоящим солдатом он никогда не был. Рабен только шагнул к нему, а Торпе уже испугался.
— Йенс, это нужно прекратить. Ты остался один. Сдайся полиции. Так ты, по крайней мере, сохранишь свою жизнь.
— Вы думаете?
— Да. Поговори с ними, объясни все…
Он страшно устал и не хотел спорить. Торпе — священник, его долг — помогать.
— Так вы дадите мне денег?
— Сдайся, Рабен.
Он вздохнул, печально посмотрел на Торпе:
— Вы не понимаете. Томсен сказала, что та женщина-адвокат хотела возобновить наше дело.
— Какое дело? О чем ты вообще говоришь? Ты болен, ты не можешь отличить правду от выдумки.
— Я потерял трех бойцов в Гильменде! И не говорите, что мне это приснилось.
Торпе молчал.
— Пастырь, постарайтесь же понять. Она что-то узнала, что-то… не знаю. — Он постучал пальцами по лбу. — Узнала то, что застряло где-то здесь.
— Ты должен сдаться.
— Если я сдамся, то их смерть будет бессмысленной. Да и меня убьют, скорее всего. Как вы не понимаете? — Он схватил газету, показал ее старику. — Адвокат никогда не говорила со мной ни о каких террористах. Только о том, что случилось там.
Торпе отвел взгляд, занервничал.
— Она к вам тоже приходила. Так? — спросил Рабен.
— Я никогда с ней не встречался. Ты спятил. Тебе помощь нужна. Да, слухи до меня доходили. Но никакого офицера там не было. Они все проверили…
— Это легко можно скрыть.
— Йенс, у тебя жена и сын, подумай о них.
— Я только что видел, как Лисбет Томсен разорвало на куски. Не просите меня подставить вторую щеку. Слишком поздно. Мне нужны деньги, черт побери…
Священник направился к двери, но Рабен был быстрее, поймал его за ремень. Торпе вскинул руки, сдаваясь. В заднем кармане его джинсов лежал бумажник. Там едва набиралась тысяча крон.
— Разве у вас нет банковской карты?
Торпе только покачал головой:
— Какая карта, о чем ты говоришь? Я слуга Господа. Живу только на пожертвования.
Рабен огляделся, нашел медный сосуд для сбора денег.
— Тогда я одолжу немного у вашего босса, — сказал он, вытряхивая несколько монет и купюр.
Томас Бук сидел на заднем сиденье министерского автомобиля и слушал Плоуга, который зачитывал куски передовицы одной из утренних газет. Статья была убийственной. На Бука обрушились с жесткой критикой за неадекватное поведение на пресс-конференции.
— Эрлинг Краббе открыто заявляет, что не желает больше иметь с вами дел, — добавил Плоуг. — Кое-кто из правительства согласен с ним.
— А что говорит Грю-Эриксен на публике?
— Что он ждет объяснений.
— Как будто мы не ждем, — пробурчал себе под нос Бук, глядя на пробегающие за окном пригороды.
Он попросил Карину о встрече у нее в доме. Плоугу идея не понравилась. Теперь Карина Йоргенсен превратилась лишь в папку для отдела кадров и больше не являлась личным секретарем министра.
— Я поговорил кое с кем в Министерстве обороны, — сообщил Плоуг. — Им ничего не известно о связи Монберга с тем афганским делом.
В голосе его первого заместителя звучали нотки, которые Бук уже научился узнавать. Плоуг явно что-то недоговаривал.
— Ну?
— Я ошибался насчет Монберга. Оказалось, он не всегда был честен со мной. Эта интрижка с Кариной…
— Мне нужно с ней повидаться, не начинайте снова.
— Прошу вас, не говорите ничего, что усложнило бы процедуру увольнения. — Они затормозили перед современным многоквартирным домом на тихой улице. — И наверное, лучше, если вы пойдете один. Будет неприлично, если я окажусь…
— Замешан? — подсказал Бук.
— Нам не следует обсуждать дисциплинарный вопрос в личном порядке.
— Ради бога, Плоуг. Девушка всего лишь переспала со своим боссом.
— С министром королевы!
— С министром королевы, — повторил Бук с иронией в голосе. — И какая разница?
— Мы не знаем, что между ними было…
— По-моему, вы просто не хотите слышать о сексуальной жизни Монберга.
Плоуг энергично закивал:
— Если быть предельно честным, не хотел бы.
Казалось, дом тянется бесконечно. Он искал нужный номер.
Наконец нашел. Квартира была на первом этаже. Дверь открыла Карина, улыбнулась, провела Бука в яркую, залитую солнцем комнату. У стены стоял контрабас, на столе — открытый ноутбук. Повсюду валялись газеты вперемешку с игрушками, папки с бумагами и недоеденное яблоко на полу.
Симпатичная квартира, подумал Бук. В ней чувствовалось тепло семейной жизни, а он так по ней соскучился.
Карина попросила его подождать минутку, а сама ушла в другую комнату. Он тронул струну на контрабасе, прислушался к звучной ноте. Затем обратил взгляд на газеты. Разворот одной из них почти полностью занимало его собственное несчастное лицо под заголовком: «Паралич в фолькетинге».
Карина вернулась с ребенком на руках — очаровательной девочкой лет трех. Она посадила дочку на диван и попросила почитать книжку.
— Я только помогу няне перенести кое-какие вещи, — сказала Карина. — Лотта, я сейчас… — окликнула она молодую темноволосую девушку с книгами в руках, мелькнувшую за открытой дверью.
