— У вас нет секретаря. Слухами земля полнится.
— Две минуты, не больше.
Но Флемминг Россинг уже не слушал его, он прошел в кабинет и встал у окна, из которого виднелись сплетенные драконы.
— Премьер-министр вкратце ввел меня в курс дела, — произнес Россинг. — Нам надо поговорить.
Бук сел на диван, а Россинг стал прохаживаться вдоль окна. Карстен Плоуг, по своему обыкновению, беззвучно исчез.
— Мне известно, что Монберг — ваш друг, — начал Бук. — И вам может быть неприятно то, что вылезает наружу в ходе расследования. Сожалею, но мы должны докопаться до правды.
— Я помню то время, когда меня впервые назначили министром, — произнес Россинг, поглядывая с улыбкой на портреты над столом. — Вы нервничаете. Хотите всем понравиться. Особенно премьер-министру. Это все равно что вернуться в школу и снова пробиваться в отличники.
— Я никогда не был отличником. Нельзя ли ближе к делу, я действительно очень занят.
Россинг подвинул к себе стул.
— Между Монбергом и тем старым военным делом нет никакой таинственной связи. Я знаю это.
— Что ж, раз так…
— Постарайтесь понять одну вещь. Фроде испытывал огромный стресс уже давно. Затяжные переговоры по антитеррористическому законопроекту, неурядицы дома. Вы позволите?
Не дожидаясь ответа, Россинг налил себе стакан воды.
— К женщинам его всегда влекло. — Россинг кивнул в сторону комнаты напротив. — Пустой стол за вашей дверью — тому доказательство. И вот в таких обстоятельствах к нему обратилась Анна Драгсхольм. Знакомы они были уже много лет.
Бук с сомнением взглянул на тонкую папку, полученную от службы безопасности, и положил ее на стол.
— В отчете Кёнига об этом ни слова.
— Фроде читал лекции в университете, где училась Драгсхольм. У них завязался роман. Он был уже женат, росли дети, поэтому он вскоре порвал с ней.
Министр обороны глотнул воды и задумчиво подвигал бровями, прикидывая, как далеко он может зайти в своих откровениях.
— Не думаю, что после того Фроде общался с ней. Он иногда рассказывал мне о своих… увлечениях. — Орлиное лицо Россинга стало жестче, чем обычно. — Я терпеть не мог этих рассказов. Он делал вид, будто это признания, но на самом деле ему просто хотелось похвастаться. А потом объявилась Драгсхольм с просьбой о помощи. Он встретился с ней… — Россинг горько усмехнулся. — По старой памяти.
— Ну и что вы этим хотите сказать? — спросил Бук.
Голубые глаза Россинга вспыхнули сердито.
— Монбергу плевать было на то судебное разбирательство. Он просто хотел снова затащить ее в постель. Вот и все. Когда ее убили, он впал в отчаяние. Никогда раньше не видел его в таком состоянии. Через несколько дней он не выдержал и…
Бук ждал, сложив руки на объемном животе.
— За пару дней до этого мы обедали с ним вместе. Он мог говорить только об одном: о том, что вся его жизнь была чередой ошибок. Что все, достигнутое здесь… — Он обвел рукой кабинет. — Все это бессмысленно. Я торопился, не хотел выслушивать подробности еще одной любовной связи, и потом…
— То есть вы хотите сказать, что это просто мелкий скандал на сексуальной почве? И что лучше поскорее обо всем забыть?
Он впился глазами в Бука:
— Этого я не говорил. Я знаю, что рано или поздно все станет известно, но считаю, что сейчас нам это нужно меньше всего. Пострадает он, пострадает правительство, а эта ведьма Биргитта Аггер получит очень хорошие козыри.
— Четыре человека убиты, а вы просите…
— Я ничего не прошу. Вы министр юстиции, решение принимать вам. Но Монберг не имеет к этому делу никакого отношения. Втяните его сюда — и мы искупаемся в грязи с головы до ног, а результата не получим. Подумайте, прежде чем действовать, Томас. Пожалуйста.
Он допил воду, поставил стакан на стол. Заметив отчет службы безопасности, перелистал его, положил обратно.
— Жаль, что вы не рассказали мне всего раньше, — сказал Бук.
— И как бы это вам помогло?
— Я был бы лучше подготовлен.
— Сомневаюсь. Не забывайте, что мы министры. Мы не должны знать всё, это и невозможно, наша задача — принимать решения. Правильные, если получится, хотя мало кто потом помнит их. — Он пошел к двери, по дороге похлопав Бука по плечу. — Долго помнят только неудачи.
В комнате для допросов Ярнвиг как-то сразу потерял весь свой внушительный вид. Лунд стояла у окна, наблюдая за полковником, который сидел за столом, и чувствовала произошедшую в нем перемену. В Ярнвиге появилась тревога, которую она никогда не замечала в этом уверенном человеке за стенами воинской части.
— Вчера вы утверждали, что в той деревне не пострадал ни один мирный житель.
— Это правда, — согласился он.
— Я говорила с Томсен перед тем, как она сбежала вместе с Рабеном. Она рассказала мне другую историю.
— Нет, эту сказку мы слышали. Военный прокурор лично все проверял. Совершенно точно доказано, что эти слухи вымышлены.
Странге в расслабленной позе устроился на небольшом черном диванчике и оттуда смотрел на Ярнвига; тот, как обычно, держал спину прямо, был собран и подтянут.
— Вы потеряли трех человек из того отряда, — сказал Странге. — Может, вам просто было не до выяснения истины?
— Обвинения с них снял прокурор, а не я.
— Опишите нам, как все происходило. — Лунд села напротив полковника, положила ладони на стол, устремив взгляд больших внимательных глаз на Ярнвига. — Мне интересно. Я ведь лицо гражданское, к тому же женщина. Мне многое непонятно в вашем мире.
— Задайте вопрос, я отвечу, — сказал он с неприязнью в голосе. — Если смогу.
— Когда отряд Рабена привезли обратно на базу, что они вам сказали?
— Вы знаете сами! Они утверждали, будто получили сигнал от другого патруля, попавшего в засаду за пределами нашей зоны, там, где, возможно, территорию контролировали талибы.
— Возможно?
— Возможно, — повторил он. — Это Афганистан. Там нет границ, нет линий фронта. Они сказали, что сигнал поступил из какой-то деревни. Когда они пришли туда, там оказался один офицер, Перк. Его обстреливали, и ему нужна была помощь.
— Что еще?
— Еще они говорили, что Перк укрылся в одном из домов. Вместе с ним они просидели в окружении сорок часов, связь с ними была прервана, они понятия не имели, где находятся. Вертолет, посланный за Томсен, искал их, но безрезультатно.
Ярнвиг отпил кофе из кружки, которую подала ему Лунд.
— Несколько местных потом заявили, будто что-то случилось с семьей, жившей в том доме. Но они просто хотели денег.
