— Луиза…
Наполовину приказ, наполовину мольба. Его руки сжались вокруг нее еще теснее.
В беседку с криком ворвалась маленькая фигурка. Это Йонас нашел их. Он набросился на Рабена, забарабанил кулачками по его ногам, затопал ножками.
— Отпусти маму! Отпусти мою маму!
Рабен отпрянул от Луизы, встал у решетчатой стенки, сквозь которую проникал свинцовый свет ненастного дня. Потом опустился на корточки и оказался лицом к лицу с сыном — перепуганным до слез и в то же время воинственным.
— Ты так вырос, Йонас, — произнес Рабен как можно мягче. — Это я, твой папа.
Он улыбнулся. Но Йонас не ответил на его улыбку.
Рабен дотянулся рукой до игрушечного солдатика, торчащего из кармана детской куртки, вытащил его, рассмотрел: воин со щитом и поднятым мечом.
— Как его зовут?
— Мама, — сказал Йонас, подкатывая к ней свой самокат, — я хочу домой.
Она взяла мальчика за руку и повела его к выходу. Но там остановилась, огляделась. Летом этот пляж всегда заполнен шумной детворой и родителями: все бегают, смеются, веселятся — живут полной жизнью. Ни Йонас, ни она сама никогда не знали, что это такое. Оказывается, Рабен бежал от них, повинуясь какому-то внутреннему страху, о котором до сих пор не счел нужным ей рассказать. И за это тоже она его теперь ненавидела.
— Не ищи нас больше, — бросила Луиза Рабену. — Я говорю это серьезно!
— Луиза…
Он умел пользоваться своим обаянием, когда было нужно. Так поступает ребенок, пойманный за шалостью. Но Луиза слишком часто видела этот фокус, чтобы поддаться на него.
— Больше никогда! — повторила она зло и вышла под первые капли ледяного дождя, падающие с низкого неба.
Йонас упирался и тянул ее назад, к мужчине, который прятался в тени беседки. В руке Рабена остался солдатик со щитом и мечом наготове.
— Я куплю тебе нового солдатика, — пообещала Луиза сыну и потащила его к машине.
Карине потребовалось много времени и сил, чтобы получить разрешение на посещение Монберга в отдельной палате городской больницы. Когда все формальности были улажены, они вместе с Буком приехали туда прямо из министерства.
Перед палатой они остановились.
— Хотите, можете остаться в коридоре и подождать меня, — предложил Бук. — Если вам неловко.
— А почему мне должно быть неловко? — удивленно спросила она.
— Ну, не знаю… — пожал плечами Бук.
— Пойдемте же, — сказала она, открывая дверь.
Фроде Монберг лежал на кровати у окна. Он был бледен, небрит и измучен. Раньше, будучи рядовым депутатом парламента, Бук как-то мало общался с министрами и толком не разглядел Монберга. Сейчас он видел перед собой красивого мужчину с узким лицом, копной непослушных каштановых волос и живым взглядом.
Бук шагнул вперед и положил на кровать коробку дорогих шоколадных конфет.
— Карина, — с некоторой настороженностью проговорил Монберг, — и мой преемник. Поздравляю, Томас. Надеюсь, вам нравится быть министром.
— Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете?
Никаких трубок и проводов, мониторы у кровати отключены. Значит, пациент на пути к выздоровлению. Да и, судя по виду, состояние у него неплохое. И все же за оптимистичным фасадом чувствовалось во Фроде Монберге какое-то уныние, даже отчаяние. Улыбка профессионального политика погасла слишком быстро.
— Я в порядке, — сказал он и окинул грустными карими глазами крупную фигуру Бука. — Как я понимаю, у вас там зреет настоящая буря, пока я тут отлеживаюсь. — Он посмотрел на Карину. — А ты как?
Она молча кивнула.
— Вы молодец, что согласились занять этот пост, — продолжил Монберг, снова поворачиваясь к Буку. — Наверное, удивились, когда премьер-министр предложил. Зато я… — Он похлопал себя по груди. — Смогу теперь лучше позаботиться о своем старом сердце. — Он положил коробку конфет на тумбочку возле кровати. — Не думаю, что смогу скоро угоститься шоколадом. Врачи будут возражать…
Карина сложила руки на груди. Бук вежливо промолчал. Лицо Монберга потемнело.
— Так. Все в курсе.
— Я сменил вас на посту министра, — сказал Бук. — Мне положено знать. Но эта закрытая информация и такой останется, не беспокойтесь.
— Не беспокоиться? — Голос его вдруг стал по-стариковски тонким и ломким. — Вам легко говорить. Я уже давно болел, только никто не замечал. Никому дела не было. Ты сидишь безвылазно в этих четырех стенах день за днем, да и ночами тоже. И постепенно… — он снова посмотрел на Карину и тут же отвел глаза, — отрываешься от действительности. А потом вдруг начинаешь делать такое, о чем раньше и подумать не мог. Я больше не хочу, чтобы моя семья страдала. Вы слышите?
— Конечно, — ответил Бук. — Я вам обещаю. Мы только хотели поговорить об одном старом деле — по военному ведомству. Вы еще делали о нем запрос. До того, как… — Он кивнул на кровать. — Ну, вы понимаете.
— О чем тут говорить? — слишком быстро заговорил Монберг. — Странная история, мне о ней рассказала Анна. Хотела, чтобы я ею занялся, попросила, так сказать, по старой памяти.
— И? — ждал продолжения Бук.
— Мы встретились. Вспомнили прошлое, обменялись новостями. Она как раз оформляла развод. Мне показалось, что Анна немного… зациклилась на том солдатском деле. Когда я уходил, она оставила мне папку с документами. Было похоже, что это много для нее значило. Я так и не понял почему. И конечно же, не успел выполнить ее просьбу.
Бук выслушал тираду Монберга, ни слова не говоря, только тяжело вздохнул, когда бывший министр умолк.
— Почему вы об этом спрашиваете, Томас?
— Вы знали о том деле еще до того, как к вам пришла Анна Драгсхольм. У вас были причины на то, чтобы отправить конверт с полученными от нее документами на несуществующий адрес. Прошу вас, будьте откровенны с нами. Мы знаем, что министр обороны даже созывал совещание ради одного солдата, упомянутого в том деле.
Карина извлекла из сумки бумаги, передала Буку, тот протянул Монбергу.
— Его имя Йенс Петер Рабен.
Монберг взял документы, но лишь на мгновение задержал на них взгляд.
— Боюсь, я еще не полностью оправился.
— Давайте обойдемся без вранья! — Бук повысил голос неожиданно для себя. — Просто расскажите, о чем шла речь на том совещании с Россингом. Это важно.
Монберг пожал плечами, дотянулся до очков, лежащих на тумбочке, нацепил их на нос.
— Это было так давно, — сказал он, пробежав глазами текст.
— Вы скрыли информацию о серьезном расследовании военной прокуратуры! Вы не сообщили о нем ни полиции, ни службе безопасности, ни сотрудникам своего министерства! — Он взял стул, поставил его перед кроватью и сел. — Почему? Что вы с Россингом скрываете?
