— Россинг не вдавался в детали, а я не спрашивал.
Бук поднял палец, направил его на тощую фигуру собеседника:
— Йенс Петер Рабен узнал, что в Афганистане было совершено какое-то ужасное преступление. Россинг хотел упрятать его за решетку, так как боялся политического скандала в случае огласки. Интересы государства здесь ни при чем.
— Я ничего об этом не знал! Россинг просто попросил меня помочь. Сказал, что нужно сделать.
— А потом Анна Драгсхольм захотела возобновить дело.
Монберг нахмурился, отвернулся от Бука и от его неприятных вопросов. Чтобы чем-то заняться, он стал поправлять простыни на кровати.
— Что сказала Драгсхольм? Что ей стало известно?
— Я не могу об этом говорить… — буркнул Монберг и принялся взбивать подушки.
Бук не выдержал.
— Проклятье! — проревел он. — Или вы думаете, что сможете прятаться здесь всю жизнь? Там… — Его рука взметнулась, указывая за дверь. — Там люди погибают! И вина за их смерти ляжет не на Россинга, а на вас! — Толстый палец Бука теперь был обращен на Монберга. — Вас сделают козлом отпущения и в придачу назовут сумасшедшим и засунут в психушку, как Рабена. Неужели вы этого не понимаете?
Фроде Монберг схватился за спинку кровати, ему не хватало воздуха. И храбрости тоже.
— Я пошел в политику, чтобы делать хорошие дела. Чтобы служить людям…
— Ну так расскажите мне, что вы знаете! — взмолился Бук.
Монберг все еще колебался. Наконец, сделав глубокий вдох, он решился.
— Она сказала, что нашла доказательства того, что солдаты говорили правду. Действительно была резня. И сделал это какой-то датский офицер. Рабена осудили несправедливо.
— Откуда она это узнала? — спросил Бук.
Монберг закрыл глаза, как человек перед решительным прыжком.
— Она нашла его.
— Кого?
— Того, кто это сделал. Анна знала, кто он. Мне она не назвала его имени — слишком боялась, ведь я был в правительстве. Вряд ли она доверяла мне.
Бук не стал говорить то, что и так было очевидно: Драгсхольм верно оценивала его.
— Это все, что я знаю. — Монберг отвернулся от Бука, посмотрел в окно. — И что мне теперь делать? Ситуация с каждым днем все хуже и хуже.
— Говорите правду, Фроде. Этого достаточно. — Он положил ладонь на плечо Монберга и был потрясен, почувствовав, что в этом человеке остались буквально кожа да кости. — Говорите правду, и все будет в порядке. Обещаю вам. Премьер-министр целиком поддерживает меня. Он лично попросил меня во всем разобраться. Мы поможем вам, не волнуйтесь.
Фроде Монберг развернулся и уставился на Бука. В этот момент в дверь постучали.
— Прошу прощения, — сказала Карина, заглядывая в палату. — Мне нужно поговорить с вами, министр. Это важно.
— Я на пару минут, — сказал Бук Монбергу. — А потом мы с вами обсудим план действий.
Худой человек в больничном халате по-прежнему не отрывал от Бука изумленного взгляда.
— Вы дитя, Бук. Россинг не скажет ни слова.
Карина нетерпеливо замахала ему рукой.
— Всего пару минут, — повторил Бук.
— Вы не заставите его говорить, — сказал Монберг, и в его глазах промелькнул страх. — Вы не понимаете. Он не такой, как я. Не такой, как остальные.
В коридоре Карина схватила Бука за руку и потянула прочь от палаты Монберга, а у него впервые за долгое время появилось ощущение, что дело сдвинулось с мертвой точки.
— Томас…
— Мне все-таки удалось его разговорить. И все наши догадки подтвердились. Нужно немедленно прислать сюда людей из службы безопасности.
— Подождите, Томас, выслушайте меня! — Она заметила тихий угол в боковом коридоре, затащила туда Бука. — Сейчас не Монберг ваша главная проблема, а Краббе.
— Чего опять нужно нашему бойскауту? — поморщился Бук.
— Он требует вашей отставки.
— Ерунда какая-то.
Она печально смотрела на него, что было совсем на нее непохоже.
— Краббе выставил премьер-министру ультиматум: или вы уходите, или он откажет администрации в своей поддержке. Если он не получит вашей головы, правительству грозит кризис.
— Нет, нет, нет. — Бук все еще находился под впечатлением от разговора с бывшим министром. — Вот послушайте. Монберг подтвердил, что говорил с Россингом и что по его просьбе держал в Херстедвестере солдата датской армии. Вот что сейчас самое важное.
Карина пристально смотрела на него, сложив руки на груди.
— Нам просто нужно докопаться до истины, и тогда все утрясется, — стоял на своем Бук. — Обычно так всегда и бывает. Пойдемте. — Он повел ее обратно в отделение, где находилась палата Монберга. — Вы все услышите сами.
— Томас, ваше положение очень серьезно, — пыталась она вразумить его на ходу.
— Все очень серьезно. Нужно только решить, что важнее.
Он почти бегом добрался до палаты Монберга, распахнул дверь. Там медсестра меняла постельное белье на кровати. Больше в палате никого не было. Бук так и застыл на пороге с раскрытым ртом.
— Он сказал, что хочет пройтись, — пояснила медсестра.
— И вы отпустили его?
Теперь уже удивилась медсестра:
— Это больница, а не тюрьма!
Бук, чертыхаясь, выскочил обратно в коридор. Должно быть, Монберг повернул налево, иначе они бы встретились.
— Томас… — Карина едва поспевала за ним.
— Не сейчас.
Вообще-то, Томас Бук не считал себя нервным человеком. Переживания и беспокойство были не в его характере.
— Томас! Вы должны позвонить премьер-министру!
— Нет! — рявкнул он и тут же устыдился своего поведения. — Мы должны найти Монберга. Неужели вы не понимаете?
— Почему? Объясните мне! — воскликнула она.
— Я сильно надавил на него, Карина, — произнес Бук негромко, будто говорил сам с собой. — Я очень сильно надавил на него.
Она внимательно посмотрела на него, потом пошла по коридору, заглядывая во все палаты подряд.
— Фроде? — звала она, но никто не откликался.
В доме полковника Ярнвига завершался ремонт подвального этажа. Новая комната Йонаса, выкрашенная с помощью майора Согарда в яркий красный цвет, вместила кровать, маленький желтый стул, торшер и небольшой рабочий стол. Впервые в жизни у Йонаса появилось собственное пространство. Луиза наблюдала за тем, как ее сын помогает дедушке прикреплять над кроватью постер со сказочными воинами.
— А так ровно, Йонас? — спрашивал Ярнвиг, двигая постер по стене.
