Глава 2
Разговор заинтриговал меня, поэтому я
незамедлительно набрала номер Фимы. Пузиков некогда был звездой нашего курса.
Немалую роль в этом сыграла его внешность: высокий блондин с большими карими
глазами и красивой атлетической фигурой – бицепсы, трицепсы, – просто ожившая
девичья мечта. Ефим здорово играл в волейбол, был на несколько лет старше
однокурсников и, в отличие от нищих студентов, всегда был при деньгах. Пузикова
звали во все компании, потому что великолепно знали: там, где появляется Фима с
гитарой, никогда не бывает скучно. Рот у Пузикова никогда не закрывался, из
него постоянно сыпались анекдоты, байки и подчас не очень литературные истории.
Я никогда не любила скабрезности, но в устах Фимы даже генитальный юмор звучал
не пошло, а смешно. Ефим хорошо одевался, носил только импортные шмотки, за что
однажды его вызвали в бюро комсомола и отчитали за преклонение перед западной
модой.
Фима, не моргнув глазом, ответил:
– Я дружу с одногруппником Романом Зайцевым,
ему отец часто привозит подарки из командировок. Когда он ошибается размером,
брюки и свитера достаются мне.
Больше претензий к франту не предъявляли,
Зайцев-старший служил в КГБ, об этом знали даже институтские кошки, ясное дело,
от Ефима отвязались.
Единственным недостатком студента Пузикова
была не очень хорошая успеваемость, иностранные языки давались Фиме с трудом.
На занятиях он обычно подсаживался ко мне и шептал:
– Дашута! Погибаю, как швед под Полтавой!
Помоги!
Я молча выполняла его задание, и Пузиков пел
спасительнице хвалебную оду. На мой взгляд, Фиме следовало поступить в
какой-нибудь технический вуз, он легко чинил неисправные электроприборы и ловко
вбивал в стены гвозди. Как-то раз Фима за пять минут реанимировал у нас дома
утюг. Уверенно разобрал агрегат, вытащил из него какую-то штуку, похожую на
кустарные белые бусы, поковырял их, и бабушка вновь смогла беспрепятственно
гладить.
Одно время Ефим пытался за мной ухаживать,
провожал домой, пару раз звал в кино и даже дарил неизвестно где добытые
коробки шоколадных конфет, настоящий раритет в те годы. Но мое сердце тогда
было отдано другому парню, совсем не такому красивому и веселому, как Пузиков.
Мой избранник принадлежал к породе маменькиных сынков, он искренне считал, что
девушек господь создал для ублажения мужчин, и особо не заморачивался
демонстрацией пылких чувств. Инициативу проявляла я, звонила ему сама и на
вопрос: «Может, сходим в кино?» слышала в ответ:
– Ну ладно, если тебе так хочется. Только купи
билеты не ближе десятого ряда.
Очень хорошо помню, как на очередное Восьмое
марта я сидела дома, ожидая поздравлений от возлюбленного, но до трех часов дня
мой Ромео так и не прорезался. Я не выдержала и пошла рыдать в ванную, но не
успели слезы хлынуть из глаз, как из прихожей донеслась веселая трель звонка.
Мигом промокнув лицо полотенцем, я кинулась к входной двери. Ясное дело, на
лестничной площадке сейчас стоит ОН. Бедняжка, ему пришлось с раннего утра
носиться по Москве в поисках чахлых красных гвоздик, тюльпанов или мимозы. Вот
почему милый до сих пор не поздравил меня с раннего утра, он готовил сюрприз!
Задыхаясь от счастья, я распахнула дверь и
увидела… огромный букет бордовых роз, даже сейчас, когда флористы торгуют на
каждом углу, он мог бы считаться роскошным, а уж в те далекие годы такие цветы
казались нереально шикарными.
– Это мне? – прошептала я.
– С праздником, – весело произнес знакомый, но
отнюдь не долгожданный голос, – а конфеты Афанасии Константиновне, хотя,
конечно, и тебе не запрещено их есть. Чаем угостишь?
– Проходи, – с трудом скрыв разочарование,
сказала я Фиме, – однако бабушка на работе.
– Я люблю твою бабулю, но не стану
прикидываться огорченным из-за ее отсутствия. – Пузиков потер руки. – Вечер
наедине с тобой для меня лучший праздник.
Последняя фраза звучала как признание в любви.
Ну согласитесь, любой девушке лестно иметь поклонника, который ради нее готов
на подвиги, а во времена моей юности покупка двухэтажной коробки «Ассорти» и
роз приравнивалась к победе на рыцарском турнире.
В тот день Фима был в ударе, он рассказывал
анекдоты, изображал наших преподавателей и рассмешил даже вернувшуюся с работы
Афанасию. В какой-то момент я подумала, не изменить ли свое отношение к Ефиму,
и после ухода ухажера сказала бабуле:
– А он милый! И очень внимательный! Смотри,
какие цветы принес!
Афанасия неожиданно нахмурилась.
– Не люблю розы!
– Правда? – удивилась я. – Впервые слышу!
Интересно, где Фима раздобыл такой букет Восьмого марта?
– Скользкий он какой-то, – дернула плечом
бабушка.
– Ты про подарок? – поразилась я.
– Я о Пузикове говорю, – пояснила Афанасия. –
Ну откуда у простого студента деньги на подобные подношения? Что ты о нем
знаешь?
Я растерялась.
– Он старше нас, уже отслужил в армии, живет в
общежитии.
Бабушка кивнула.
– Отец Фимы вроде был полковником, –
продолжала я, – он давно умер, а мама его работает, только не помню кем, она
живет в другом городе.
– Богатый жених, – подытожила Афанасия,
неодобрительно косясь на коробку конфет.
– Нет, – засмеялась я, – Ефим по вечерам
товарные вагоны разгружает и помогает кочегару в какой-то котельной.
– Значит, розы и конфеты парень украл, –
сделала неожиданный вывод бабуля, – сувенирчики на половину моей зарплаты
тянут.
– Не говори глупостей, – разозлилась я, – весь
курс знает, что Пузиков в меня влюблен! Наверное, он на еде экономил, хотел
устроить мне настоящий праздник.
– Мда, – крякнула Афанасия.
Мне ее реакция не понравилась, я хотела
продолжить спор, но тут ожил телефон, на том конце провода оказался ОН, и я,
начисто забыв и о бабуле, и о Фиме, понеслась на свидание.
Спустя неделю Фася неожиданно сказала:
– Дашенька, я не вечная!
Меня тут же охватил дикий страх.
– Терпеть не могу подобные разговоры! Сейчас
же перестань! Наука идет вперед семимильными шагами, скоро найдут лекарство от
старости, ты проживешь еще сто лет!
– Маловероятно, – улыбнулась бабуля, –
пообещай мне одну вещь!
– Что угодно! – опрометчиво заверила я.
