– Мужики не особо о порядке думают, –
усмехнулась баба Вера, – я избушку отмыла, окна протерла, а мебель он на
фургоне привез, разом, вместе с посудой и теликом. Но все равно кучу нужного
позабыл, дуршлаг, например, и половник. Аня на станцию в магазин ходила, там
универмаг хороший, теперь все есть, только денежки отсчитывай, а их Корольковой
сынок много давал, видно, любил мать!
– И часто Лев сюда приезжал?
– Как ее устроил, больше не прикатывал, Аня
сама в Москву ездила, она не по возрасту бойкая была, а потом в одночасье
умерла, – пригорюнилась баба Вера, – передала мне деньги от сына и
преставилась. Не отработала я месяц, за так зарплату огребла. Последнее, что
сделала, платье ее отыскала, белье, что она для похорон отложила, и там же, в
чемоданчике, деньги лежали, Аня на похороны скопила. Я ими начала
распоряжаться, но все квитанции сейчас тебе покажу, список купленного
составила, не сомневайся, ни одной копеечки мимо не прошло. Но теперь ты,
Сонечка, приехала, и я успокоюсь! А то извелась, как ее родным сообщить?
Телефонов у меня ихних нет! Ну чего, будем блины на поминки печь? Давай,
Сонечка, становись к плите.
Я вздрогнула.
– Соня?
Баба Вера заморгала.
– Чего тебе не нравится?
– Дочь Анны звали Софьей?
Старушка встала с кровати.
– Расстроилась ты сильно, оно и понятно.
Матери лишиться тяжело. Приляг, поспи, без тебя блинцов навострю.
– Баба Вера, я не имею никакого отношения к
Анне Корольковой, – призналась я.
Пожилая женщина села на кровать.
– Чего-то не пойму, ты не Соня?
– Нет, – подтвердила я.
– Кто ж тогда?
Несколько секунд я колебалась, потом ответила:
– Если одинокий человек внезапно умирает,
всегда начинается следствие, выясняют причину смерти.
Баба Вера заморгала.
– Из милиции, что ли?
Я кивнула.
– Ну и ну, – изумилась пенсионерка, – уж
сколько у нас тут народу на тот свет убралось, и никогда власти не
беспокоились! Значит, правильно я догадывалась!
– О чем? – быстро спросила я.
Баба Вера погрозила мне пальцем.
– Сама знаешь!
– Теряюсь в догадках, – ответила я.
– Аня не один год тут провела, – прищурилась
бабка, – в деньгах не нуждалась, у нее даже мобильный телефон имелся, и еда на
столе всегда была вкусная. Вроде женщина, как все, вышивать любила, сериалы
смотрела, про дочку мне рассказывала, какая та хорошая была, пока с мужем не
познакомилась, тот водку пьет и жену к алкоголю приучил. Раньше Аня с ними
вместе жила, а потом ее сын сюда перевез. И я ей сначала поверила, да только
спустя год засомневалась, поняла, обманывает она меня. Прячется Королькова!
Значит, чего-то плохое сделала! И ты бы так просто не приехала, ведь верно?
– Почему вы решили, что Анна использовала
деревню в качестве убежища? – тут же спросила я.
Пенсионерка пожала плечами.
– Старая я, но не глупая. И сын у бабушки
есть, и дочь, но сюда они носа не показывали. Что, так много работают? К матери
никак выбраться не могут? Ни в Новый год, ни на Пасху, ни в день рождения? А
еще она в Бога не верила, в избе ни одной иконы нет. У всех в домах образа, а у
Ани пустые стены. Яички она на Пасху не красила, кулич не пекла и готовый не
брала. Вот пост держала, но какой-то странный, по осени от еды отказывалась, не
весной. И очень о прошлом говорить не любила: где работала, чем занималась. Я
один раз к ней с вопросами пристала, так она рассердилась и сказала:
– Вера, не лезь в душу, биография моя
невеселая, лишний раз вспоминать не хочется.
Вот о дочке часто упоминала, а про сына
молчок. Но ведь должно быть наоборот! О матери Лев позаботился, да только, если
Аню послушать, получалось, что у нее Соня в любимицах. И Королькова ни к кому в
гости не ходила, к себе баб не звала. Только со мной общалась. В прошлом году в
райцентре для стариков устроили праздник, начальство концерт организовало,
кино, буфет, все бесплатно. В Доме культуры гуляли, а потом еще и подарки дали.
Только и разговору у нас было, что об этом мероприятии. Все побежали,
принаряженные, а Королькова дома осталась, сказала, у нее грипп, температура
высокая, но выглядела она нормально, не чихала, не кашляла. Чего от веселья
спряталась? А в Москву ездила! Платок повяжет по брови, очки темные на нос
посадит и брюки наденет. Во! Всегда в юбке или платье, а как в город, так в
штанах, сверху кофта до колен. Аня маленькая была, худенькая, со спины за
девочку могла сойти, а как в мужскую одежду обрядится – сразу толще смотрится.
И сколько раз я ей предлагала:
– Давай вместе в столицу скатаемся, вдвоем
веселее! – ни в какую не соглашалась.
В прошлом году, в сентябре, меня окончательно
любопытство разобрало. Аня в Москву подалась, а я за ней потопала, в одну
электричку села, на вокзале вышла и… потеряла Королькову, ушмыгнула она от
меня. А теперь ты с вопросами примчалась.
– Вы очень умная женщина, – польстила я
старухе.
– Не жалуюсь на голову, – кивнула баба Вера.
– Скажите, Анна любила рисовать?
– Картины? – уточнила пенсионерка.
– Пейзажи, натюрморты, может, портреты, –
перечислила я.
– Нет, соседка вышивала разноцветными нитками,
в основном кошек, – пояснила старуха, – ни разу ее с красками не видела.
– И последний вопрос, не видели вы у нее
шрама?
– Где? – уточнила пенсионерка.
– На правой руке, ниже локтя, длинная такая
отметина, – описала я примету, – это может получиться, если человек
загораживается от преступника, вооруженного ножом.
Старуха поежилась.
– Господи, не дай бог с таким столкнуться! Аня
в молодости упала и напоролась на кусок стекла, к врачу не пошла, думала –
ерунда. Но рана сразу не заросла, и потом шрам образовался.
– Понятно, – протянула я, – теперь все стало
ясно. Вы говорили, что у Анны был мобильный?
– Ну да, – кивнула баба Вера, – она им не
хвасталась, я случайно увидела.
– Можно на него посмотреть?
Пенсионерка кивнула, встала, подошла к
подоконнику, отодвинула тюль и сказала:
– А его нет!
