Постепенно Урсула осмелела, и необходимость в помощи Фабиана отпала. Теперь она говорила уверенно, стремясь нарисовать истинный портрет своей опекунши.
Постепенно картина приобретала все более четкие очертания. Девочка, потрясенная известием о смерти матери, сидит в холодном кабинете директрисы школы.
— Мне сказали об этом еще утром. Вечером я должна была ехать поездом домой. Все были очень добры ко мне и проявляли крайнюю тактичность. Но мне не нужна была их деликатность. Мне хотелось тепла, причем в прямом смысле слова. Меня била дрожь. Даже сейчас я слышу сигнал ее машины. Он был похож на звон колокольчиков. Мимо окон проехал автомобиль, а потом в холле послышался голос, который спрашивал обо мне. Прошло уже много лет, а я до сих пор вижу ее перед собой, словно это было вчера. На ней была меховая шапочка, и от нее чудесно пахло духами. Она обняла меня и весело сказала, что будет моей опекуншей и заберет к себе. Ведь она была лучшей подругой моей мамы и находилась рядом, когда это случилось Я, конечно, слышала о ней. Она была моей крестной. Но, выйдя замуж, какое-то время жила в Англии, а когда вернулась, мы уже переехали и жили слишком далеко. Поэтому мы не виделись. Итак, я поехала с ней. Вторым опекуном был мой английский дядюшка. Он военный, живет по строгому распорядку и был просто счастлив, когда тетя Флоренс (я всегда звала ее именно так) взяла все в свои руки. Я оставалась у нее до следующего учебного года. Потом она приезжала ко мне в школу, и это было чудесно.
Типичная картина детского обожания. Потом тетя Флоренс уехала в Англию, но продолжала писать и присылать дорогие подарки из лондонских магазинов. И снова появилась, когда Урсуле исполнилось шестнадцать и она заканчивала школу.
— Это был какой-то рай. Она повезла меня в Англию. Там у нее был дом в Лондоне. Она выводила меня в свет, всем представляла и все такое. Это было восхитительно. Она устроила в мою честь бал. Там я встретила Фабиана. Помнишь, Фаб?
— Еще бы. Отличный был вечер, — отозвался Фабиан.
Он устроился на полу, прислонившись к ее стулу и подтянув худые коленки к самому подбородку. В руке у него была дымящаяся трубка.
— А потом наступил сентябрь тридцать девятого, и дядя Артур решил, что нам лучше вернуться в Новую Зеландию. Тетя Флоренс хотела, чтобы мы остались и помогали военным, но он все время слал телеграммы и звал ее домой.
Повествование прервал спокойный голос мисс Линн:
— В конце концов, он был ее мужем.
— Это точно, — заметил Дуглас Грейс, погладив ее по колену.
— Да, но она приносила столько пользы в военное время, — нетерпеливо перебила Урсула. — Я никогда не одобряла его эгоизма. Он мог бы внести свою лепту в общее дело, обходясь здесь без нее.
— Он провел три месяца в частной лечебнице, — бесстрастно произнесла мисс Линн.
— Я знаю, Тери, но все равно… Впрочем, сразу после Дюнкерка он снова прислал нам телеграмму, и мы уехали. Я хотела остаться и где-нибудь поработать, но тетя Флосси была этим так огорчена. Она сказала, что будет скучать без меня и я слишком молода, чтобы остаться в Лондоне одной. Я поехала с ней и ничуть не пожалела.
— Еще бы, — пробормотал Фабиан.
— Да, потому что мне пришлось присматривать за тобой.
— За это спасибо, — поблагодарил Фабиан и, повернувшись к Аллейну, пояснил: — Я был в плачевном состоянии и совершенно беззащитен. Урсула сыграла роль буфера, оберегая меня от чрезмерного рвения Флосси. В Первую мировую она работала в Красном Кресте и с тех пор сохранила неуемную тягу к врачеванию. Урсула спасла мой рассудок, а возможно, и жизнь.
— Ты несправедлив к ней, — мягко возразила девушка. — Нельзя быть таким неблагодарным, Фаб.
— Я должен быть благодарен Флосси за то, что она купалась в твоей привязанности, как любящая каракатица? Да и каракатицей она была не слишком доброй. Ты можешь продолжать, Урси.
— Не знаю, сколько времени мистер Аллейн решил потратить на наши воспоминания, но мне искренне его жаль, — произнес Дуглас Грейс.
— Времени у меня достаточно, — ответил Аллейн. — И мне очень интересно вас послушать. Значит, вы трое вернулись в Новую Зеландию в сороковом году? Я правильно понял, мисс Харм?
— Да. Мы приехали прямо сюда. После Лондона все здесь казалось чуточку провинциальным, но вскоре умер член парламента от нашего округа, и тетю попросили занять его место. Тут все и завертелось. Тогда ты и появилась здесь, Тери?
— Да, — ответила мисс Линн, позвякивая спицами. — Тогда я здесь и появилась.
— Тетя Флоренс изумительно ко мне относилась, — продолжала Урсула. — У нее ведь не было детей, и я для нее много значила. По крайней мере так она говорила. Вы бы видели ее на заседаниях, мистер Аллейн. Она любила, когда ее прерывают и задают вопросы. Мгновенно реагировала и никого не боялась. Правда, Дуглас?
— Она знала, как с ними управляться, — поддержал ее Грейс. — Она по горло ушла в эти дела. Помню, на одном заседании какая-то женщина крикнула: «Вы тут шампанское пьете, а я не могу яиц своим детям купить!» Наша Флосси моментально нашлась: «Я дам вам по дюжине яиц за каждый бокал, который я выпила».
— Она ведь вообще не пила, — пояснила Урсула. — Все об этом знали и зааплодировали, а тетя Флоренс сразу же сказала: «Получилось не совсем честно. Вы же не знали о моих привычках. Если ваши дела настолько плохи, обратитесь в мой благотворительный фонд. Мы посылаем туда горы яиц из Маунт-Мун».
В голосе Урсулы зазвучала неуверенность. Дуглас Грейс с громким смехом пришел на помощь:
— Тогда женщина крикнула: «Не надо мне ваших яиц!» — а тетя Флосси сказала: «Вот и хорошо, по крайней мере в меня они не полетят». Все так и покатились со смеху.
— Да уж, язычок у нее был острый, — проворчал Фабиан.
— И какая находчивость, Фабиан, — восхитился Дуглас.
— А дети так и остались без яиц.
— Но ведь это не ее вина! — возразила Урсула.
— Конечно, дорогая, — успокоил ее Фабиан. — В данном случае я ничего против нее не имею. Но давайте продолжим. Должен сказать, что я даже получил удовольствие от ее предвыборной кампании.
— Ты не понимаешь нашего менталитета, — заявил Дуглас Грейс. — Мы здесь любим рубить с плеча, а тетя Флосси была в этом деле мастер. Поэтому всех и покорила. Они просто ели у нее с рук. Правда, Тери?
— Да, она была очень популярна, — ответила мисс Линн.
— А муж принимал участие в ее общественной деятельности? — поинтересовался Аллейн.
— Это его и сгубило, — сказала мисс Линн, продолжая звякать спицами.
2
Все изумленно замолкли, а мисс Линн невозмутимо продолжила:
— Ему приходилось колесить по округе с одного собрания на другое и подолгу сидеть у трибуны. В доме постоянно стоял гвалт. Красный Крест, Женский институт, политические партии — все они толклись здесь. Даже в эту комнату, которая считалась его кабинетом, все время кто-нибудь вламывался.
