Глава 15
Мой водительский стаж составляет не один год,
но особой уверенности за рулем я не ощущаю, поэтому предпочитаю передвигаться
во втором ряду справа с соблюдением всех правил. А поскольку впервые я села за
руль в Париже, то ремень безопасности застегиваю автоматически. Вот только
перестать пользоваться мобильным у меня не получается, и, если честно,
телефонные звонки действительно отвлекают и могут спровоцировать аварию. Вот и
сейчас, хватая зазвонившую трубку, я невольно резко крутанула рулем, услышала
негодующий гудок сбоку и сумела вернуться на свою полосу, избежав столкновения.
– Дашута! Ты где? – заорал мне в ухо Кирилл
Ласкин.
– На дороге, – ответила я, – пробираюсь на
восток Москвы. Уже полдень, но, похоже, никто не работает, все куда-то едут.
– Улицу Топольскую знаешь? – в ажиотаже
продолжал приятель.
– Нет, но могу найти по атласу! А что?
– Катись туда, да побыстрее, – приказал
Ласкин.
Я попыталась отвертеться от странного задания:
– Извини, у меня нет времени, я очень занята.
– Мышь принадлежит Дине Васильевой, она чуть с
ума не сошла! – заголосил Кирилл.
– Грызун не может сойти с ума, – возразила я.
– Мыши не решают логические задачи, и им никогда не овладеть математикой.
Приятель весело засмеялся.
– Не занудничай! Езжай к Дине Васильевой, она
биолог, ей отправили особь с каким-то уникальным дефектом. Бабка перепутала
посылки, хотя Анну Сергеевну винить трудно. На одной упаковке нацарапали «Д.
Васильевой» и на второй то же самое. Андестенд?
[10]
– Так, так… значит, утка попала к биологу, а
мне досталась ее больная мышь, – обреченно констатировала я. – Скажи, у грызуна
случайно не чума с туберкулезом и холерой в придачу?
В ухе раздался лихой свист, затем снова возник
голос Ласкина:
– Я эсэмэснул тебе координаты, действуй
оперативно. Потом спасибо за уточку скажешь, тебе такая еще не попадалась!
– Угу, – пробормотала я.
Кирилл прав, до сих пор мне не приходилось
гонять по городу в поисках невинно убиенной птички. А если учесть, что я не
люблю утиное мясо, то беготня за тушкой и вовсе представляется мне
бессмысленной. Если я в конце концов и найду многострадальную посылку, то ее
протухшее содержимое прямиком отправится в помойку. Получается, я трачу зря
время и бензин. Сейчас бы по-хорошему надо набрать номер незнакомой мне Дины
Васильевой и попросить ее: «Пожалуйста, избавьтесь от испорченного продукта.
Вышвырните «подарочек» сами».
Вот только биологу нужна ее мышь. Ну почему я
вечно попадаю в идиотские ситуации? То Ласкин решает отблагодарить
приятельницу, то с меня не слезают брюки, то путаются посылки!
– А насчет того, что мышь никогда не овладеет
математикой и на основании этого не имеет ума, ты вспомни, как выиграла один
раз в казино, – заявил, прервав мои горестные мысли, Кирилл и заржал. –
Скажи-ка, сколько будет шестью семь? – Продолжая ехидно смеяться, отключился.
Однако у Ласкина цепкая память. Когда я училась
на четвертом курсе, Кирилл и Дима Рулькин, два моих приятеля, курсанты военной
академии, затащили меня в подпольное казино и предложили сделать ставку.
– Еще проиграю, – засомневалась я, – у меня с
собой всего три рубля.
– Вполне достаточно, – подталкивал меня к
рулетке Ласкин.
– Не дрейфь, – настаивал Рулькин, – новичкам
везет. Сорвешь хороший куш.
И тут во мне появился азарт.
– А как делать ставки?
Димка принялся объяснять неофитке правила.
После довольно бестолковых инструкций косноязычного Рулькина я усвоила, что
наибольший выигрыш загребает тот, кто бросает фишки на одно конкретное число.
Если, конечно, оно выигрывает. Я люблю две цифры – семерку и шестерку, но
следовало остановиться на одной. Сомнения раздирали меня на части, и в конце концов
в голову пришла гениальная идея: надо умножить семь на шесть, результат и будет
выигрышной комбинацией. Мгновенно произведя в уме действия, я поставила столбик
кругляшей на «48», и… о чудо!
Когда хитро улыбающийся кассир выдал мне
немалую сумму, Ласкин с Рулькиным потребовали обмыть выигрыш. Я купила
любительской колбасы, плавленых сырков, бутылку болгарского вина «Гамза», и мы
устроили пикничок в тихом уголке Тимирязевского парка.
– Надо же так угадать! – восхитился Димка,
делая глоток из горлышка (одноразовых стаканчиков тогда не было, а воровать
граненый из автомата, торгующего газированной водой, мы не решились).
– У тебя в роду цыганок не было? –
поинтересовался Ласкин, отнимая у приятеля оплетенную бело-синим пластиковым
шнуром бутыль.
– Никакой интуиции, чистая математика. Просто
перемножила любимые цифры семь и шесть, – пояснила я свой метод.
Рулькин замер с куском плавленого сырка в
руке. Потом удивленно переспросил:
– Семь и шесть?
– Получится сорок два, – бойко сообщил Ласкин.
Я погрозила ему пальцем.
– Я что, похожа на дуру? Сорок восемь.
– Сорок два! – хором заявили будущие маршалы.
С пеной у рта мы спорили довольно долго. Потом
я не выдержала, потащила упорных приятелей в канцелярский магазин, взяла
тетрадь в клеточку, перевернула ее, ткнула пальцем в напечатанную на оборотной
стороне таблицу умножения и приказала:
– Проверяйте!
– Сорок два, – радостно заорали курсанты, у
которых, кстати, среди изучаемых в академии предметов была высшая математика.
Я им не поверила и сама изучила столбцы цифр.
И поразилась.
– Действительно! Всегда считала, что получится
сорок восемь.
– Везучий ты, Васильева, человек, – с завистью
заметил Кирилл. – Даже тупость тебе на пользу идет. Я бы поставил на правильную
сумму и остался с носом….
Сзади начали сигналить, прервав мои
воспоминания. Я посмотрела в зеркальце, перестроилась в крайний правый ряд,
аккуратно припарковалась и набрала номер Дины.
Телефон оказался рабочим.
– Васильева на обеде, – ответил противный
гнусавый голос.
– Не подскажете номер ее мобильного? –
попросила я.
