– Его внук устроил в пансион. Только не
подумайте, что Аник старика бросил, хотя имел на то полное право.
– Аник? – поразилась я. – В смысле Анна? Но вы
только что сказали, что у Кима Ефимовича внук!
Бабушка округлила глаза, потом заговорщицки
мне подмигнула, вышла на лестничную площадку, вынула из кармана упаковку
ментоловых сигарет и вкрадчиво сообщила:
– Меня зовут Ляля. Ненавижу отчество, лучше
обойтись без него.
– Даша, – представилась и я.
– Покурю потихоньку, пока моих нет, –
усмехнулась Ляля. – Дома нельзя дымить, невестка учует и предаст свекровь
анафеме. Татьяна у нас за здоровый образ жизни ратует. Хотите за компанию?
Я почувствовала в старушке родственную душу и
угостилась из ее пачки, по ходу заметив:
– Аналогичная ситуация сложилась и в нашей
семье, я прячусь с сигаретой на балконе. А кто такой Аник?
– Внук Кима Ефимовича. Он по паспорту Анкибу
Николаевич.
Я чуть не проглотила сигарету.
– Как зовут молодого человека?
– Анкибу, – вздохнула Ляля. – У Бусыгиных в
семье дед командовал. Всех генерал за пояс заткнул, и внука, и дочь, хоть она
ему не родная: Нина – ребенок жены Кима от первого брака.
Я попыталась разобраться в сложных семейных
связях Бусыгина.
– Ким Ефимович был несколько раз женат?
– Нет, – помотала головой Ляля, – пошел в загс
лишь с Анной Марковной. Вот у той от прежнего брака имелась дочь Нина.
Я внимательно слушала болтливую Лялю, в
который раз удивляясь беспечности пожилых людей. А еще принято считать, что
москвичи злые буки, не хотят ни с кем общаться! У меня, например, другой опыт –
все встреченные мною пенсионерки весьма охотно вступали в беседу. Никто не
насупился, не потребовал от меня документов: ни Зинаида Семеновна, квартиру
которой использовал мошенник-экстрасенс, ни вдова следователя Филиппова, ни
теперь вот Ляля. Милая старушка, не забыв несколько раз подчеркнуть, что живет
здесь с детских лет и отлично знает Бусыгина, не сказала ни о старике, ни о
членах его семьи ни одного плохого слова. Наоборот, из ее уст сыпались одни
комплименты.
Ким Ефимович собственных детей не завел, но
Нину, доставшуюся ему в годовалом возрасте, воспитывал, как родную, дал девочке
отличное образование, заставил заниматься спортом, пару раз выдрал ремнем за
грубость и прогулки до полуночи, но никогда не скупился на игрушки и одежду для
дочки. Нина выросла, пошла на работу, удачно вышла замуж, родила Бусыгину двух
внуков. Старшим был мальчик, ему Ким Ефимович придумал оригинальное имя, взял
первые слоги имен бабки и деда (Анна и Ким), прибавил к ним слог из фамилии
Бусыгин и получил Анкибу.
С Кимом в семье спорить не решались, поскольку
он был на редкость авторитарен и терпеть не мог разговоры в строю. Но когда
через год у молодых появилась еще девочка, которую дед надумал обозвать в честь
своего папы и отца жены Ефмаркабу (Ефим + Марк + Бусыгин), зять Николай
взбунтовался и категорично заявил:
– Одну глупость допустили – у нас растет
Анкибу Николаевич. Вот уж дикое сочетание! Но Ефмаркабу Николаевну я не хочу.
Запишу девочку Анечкой, в честь тещи.
Ким Ефимович попытался настоять на своем, но
первый раз потерпел поражение. И жена, и дочь, и Коля в один голос воскликнули:
– Аня, и точка.
Бусыгин неделю не разговаривал с домочадцами,
но те не дрогнули, и Ким Ефимович сдался, пробормотав себе под нос:
– Нина-то фамилию сменила, она теперь не
Бусыгина, я хотел, чтобы у детей хоть один слог от дедушки остался. Меня
назвали Ким в честь Коммунистического интернационала молодежи, и ничего, живу
себе счастливо!
Но семья отмахнулась и от последнего
аргумента. Генерал отчаянно баловал Аника (так сокращенно звали мальчика) и
Анечку. Говорят, что первый ребенок – это последняя игрушка, а последний внук –
первый ребенок. Бусыгин любил Нину, но воспитывал ее в строгости, получив же
Аника, дедушка забыл про кнут и раздавал мальчику одни пряники. Но все же внуку
иногда, крайне редко, делались замечания, один раз дедушка даже поставил его в
угол. А вот Анечке Ким Ефимович разрешал все. Девочка садилась деду на спину, и
генерал ползал на карачках по квартире, старательно изображая лошадь, а если
Анечка, набедокурив, нежно обнимала дедушку и ласково журчала: «Прости,
пожалуйста, больше никогда-никогда», – Ким Ефимович беспомощно улыбался и
целовал проказницу.
Семья была счастлива до того момента, как
Анику исполнилось тринадцать, а его сестренке двенадцать лет. Десятого апреля
дети решили прогулять школу и отправились в кино. Несмотря на старшинство,
тихий Аник всегда подчинялся весьма бойкой Анечке. И когда сестра заявила:
«Скажем потом в школе, что нас родители водили к зубному врачу, а сейчас айда
на сеанс», – только молча кивнул.
Аник отлично знал: спорить с Анечкой
бесполезно. Посмотрев фильм, дети стали продвигаться к выходу, и тут их
разделила толпа зрителей, спешащих на улицу. Аника оттеснили взрослые, Анечка
же, активно работая локтями, пробила себе дорогу на улицу одной из первых.
Мальчик вышел из кинотеатра чуть ли не последним и был уверен, что сестра
злится сейчас на него, ожидая на улице. Он даже вжал голову в плечи, ожидая
тумаков. Но девочки на площади не оказалось.
Аник побегал по округе и побрел домой, ему
пришлось рассказать родителям о прогуле. Нина и Коля встревожились и
отправились на поиски дочери. Ким Ефимович поднял на ноги всю Москву, лично
обшаривал все чердаки и подвалы в округе, тормошил милицию. В конце концов труп
Анечки нашли на стройке совсем недалеко от кинотеатра.
Опознав тело, безутешный дед налетел на Аника
со словами:
– Это ты виноват! Подбил ее прогулять уроки и
бросил!
Бедный мальчик попытался оправдаться:
– Я не хотел, идти в кино решила Аня.
Но Бусыгин упорно повторял:
– Если бы ты не отпустил сестру, та бы сейчас
была с нами.
