Я сдвинула в сторону пустую посуду, навалилась
всем телом на столик и попыталась заглянуть лживой бабе в глаза.
– Понимаю, что вы избегаете воспоминаний о
прошлом, боитесь потерять работу, место в общежитии и превратиться в изгоя.
Удивительно, как вам удалось выжить на зоне, женщины жестче мужчин, пособницу
педофила они должны были придушить в первый месяц ее пребывания в колонии. Но
вы, похоже, умный, хитрый, изворотливый человек, сумели выстроить отношения с
зэчками, сделали выводы из случившегося и, сменив фамилию, решили начать жизнь
с нуля. Немного поздновато, но сейчас средняя продолжительность жизни женщин в
России увеличилась, а учитывая ваше телосложение, можно предположить, что вы
легко перешагнете за девяностолетний рубеж. Только не будет ли вас на смертном
одре мучить совесть? Я сейчас говорю не о жертвах насилия. Вдруг убийца лишит
жизни вашего ребенка? Вы дадите ему возможность продолжать охоту на свою дочь,
если не ответите на мои вопросы!
Тетка закурила новую сигарету.
– Знаешь, кой-чего я вспомнила из фурыкинских
басенок. Рассказать?
– Сделай одолжение, – попросила я, тоже
переходя на «ты». В конце концов, чего церемониться?
– Она девку родила в пятнадцать лет. Осуждаешь
за такое? – прищурилась собеседница. – Небось шлюхой ее считаешь?
– Не судите, да не судимы будете, – не
поддалась я на провокацию. – В молодости всем свойственно совершать ошибки, у
тебя не было матери, с которой ты могла бы посоветоваться.
– Да моя мать сука! – в запале воскликнула
Попова. Но мигом опомнилась: – Мы же о Фурыкиной болтаем, я-то здесь с какого
бока?
– Конечно, конечно, – закивала я, – значит, ее
в ранней юности обманул первый возлюбленный…
– Ага, – согласилась баба. – Он женатый был,
вежливый, воспитанный, цветы дарил… слушай, закажи сто граммов для легкого
разговора! Больше не попрошу!
Я поманила официантку. Когда та принесла
маленький графинчик, Светлана Михайловна быстро опустошила его и стала
рассказывать свою историю. Она старательно пыталась изобразить, что не имеет к
Фурыкиной никакого отношения, говорила о себе в третьем лице, но иногда
забывалась и произносила местоимение «я». Я же делала вид, что не замечаю
оговорок и верю «сказочнице»: вроде все происходило не с ней, а с подругой по
заключению.
В юности Светочки не было ничего особенного.
Да, она росла без отца, с сильно пьющей матерью, которая предпочитала не
замечать собственную дочь, но подобное случалось со многими. Света окончила
несколько классов и пошла в ФЗУ,
[11]
получила профессию сборщицы часов и
очутилась на заводе. Такую работу многие считали хорошей, сиди себе в светлом
зале и ковыряйся пинцетом в механизме. Но Светлана была молодая, подвижная, ей
хотелось хорошо одеваться, делать перманент в парикмахерской, веселиться и
бегать на танцы, а не корпеть на конвейере. Поэтому она частенько прогуливала,
и ее фото регулярно появлялось на доске позора. В конце концов бригадир
нажаловалась начальнику цеха, а тот решил уволить девчонку-разгильдяйку. И тут
выяснилось, что у юной Светочки есть дочка, рожденная вне брака. Алена жила в деревне,
на попечении прабабки. Светлана очень гордилась тем, что не отказалась от
девочки в родильном доме, а «воспитывает» ее, даже иногда, раз в полгода,
навещает ребенка.
Светлану оставили на заводе, но с конвейера,
где требовались аккуратность и внимательность, убрали, перевели в упаковщицы.
Девушка потеряла в заработке, но не расстраивалась. Отстояв нудную смену,
Попова неслась гулять, у нее было много веселых приятелей. Во время одной из
вечеринок Света встретилась с Алексеем Фурыкиным, и ее жизнь кардинально
изменилась. Леша был милиционером, он не пил, не курил, учился в институте на
вечернем отделении. Почему со всех сторон положительного Фурыкина привлекла
бесшабашная Светлана? Любовь, как известно, зла. Кое-кто из общих знакомых
попытался открыть парню глаза на его избранницу, но Алексей советов не слушал,
женился на Поповой и удочерил Алену.
Замужество самым благотворным образом повлияло
на безалаберную девушку. За короткое время она превратилась в идеальную супругу
и заботливую мать. Алексей быстро продвигался по службе, Светлана обеспечивала
домашний уют, Алена ходила в школу. Спокойная, счастливая жизнь длилась не один
год, но потом дочь стала выходить из-под контроля…
Фурыкина облокотилась на стол и понизила
голос:
– Девчонка оказалась маньячкой! Она убивала
детей, а потом бежала домой и требовала, чтобы родители прятали трупы! Мурашки
от такого бегут, правда?
– Да уж, – протянула я. – И отчим с матерью
покрывали малолетнюю убийцу?
– Верно мыслишь, – похвалила меня Светлана
Михайловна. – Ребенок – это святое, ради кровиночки на все пойдешь. Когда Алена
попалась, родители взяли вину на себя.
– Шекспир отдыхает, – пробормотала я.
– Трагедия! – торжественно объявила Светлана.
– Драма! Алексея, совсем невиновного, расстреляли. А мать, мою подругу,
посадили, и мотала она срок до конца, никто ей условно-досрочного не дал. За
свою доченьку страдала! Каждый день в бараке молилась, счастье ребенку
выпрашивала!
Мутные глаза Светланы Михайловны наполнились
слезами. Едва сдерживая гнев, я сказала:
– Душераздирающая повесть, вот только не
пойму, зачем родители взвалили вину на себя. Алене едва исполнилось десять, ей
тюрьма не грозила. И ладно Светлана, но Алексей! Выходит, его расстреляли за
несовершенные преступления. Думается, человеку не хочется умирать в расцвете
сил даже за родную дочь, а здесь приемная.
– Тебе этого не понять, – всхлипнула женщина.
– И жертвы-то были изнасилованы! – гнула я
свою линию. – Значит, в преступлении замешан мужчина.
– Нет, – уперлась Попова, – их просто резали,
а менты про секс приписали.
– Да зачем? – поразилась я. – Какой смысл?
– Хотели Алешу с дороги убрать. Он в ментовке
многим из-за своей честности поперек горла встал, – каркнула Светлана
Михайловна. – Обрадовались возможности убрать его и подставили.
– Однако, вы сильно любили дочь, – отбросив
игру в «историю подруги-зэчки», сказала я, – Людмила Николаевна Филиппова
рассказывала мне, как жена Фурыкина пришла к ней, принесла кольцо невероятной
ценности и попросила, чтобы Вадим Петрович убрал из дела все упоминания об
Алене. И еще сказала: «Детей я заманивала». И это похоже на правду, поскольку
трудно поверить в то, что десятилетняя девочка способна на неописуемо жестокие
действия.