Торну было не до смеха.
– Что-то вроде того. Президент уже там.
– Что? Значит, войну в Антарктике он завязывает между делом?
– Войны время от времени вспыхивают повсюду, Сара. – Торн встал. – Десерт не желаешь? – Сара потерла лоб, у нее начинала кружиться голова. – Десерт будешь?
Он поднял ее со стула. Прижал к себе. Исходивший от Торна тонкий аромат, до боли ей знакомый, мгновенно просочился прямо в ее сердце.
– А я хочу десерт, – произнес он хрипловато. – Тебя.
Какая пошлость. Если бы он не действовал на нее так возбуждающе, Сара наверняка хватила бы его ведерком со льдом. Но нет, она лишь сильнее прижалась к нему, однако мгновение спустя отстранилась.
– Так зачем же ты перебросил меня в Египет?
Торн провел рукой по ее волосам.
– Подумал, что тебе нужна перемена. Жизнь в Сибири – не сахар.
У Сары не было сил сопротивляться дольше. Она позволила себя поцеловать. Впрочем, не только поцеловать. Опьяненные страстью, они с некоторое время осыпали друг друга ласками прямо у стены. Потом решили, что лучше перейти на кровать. В конце концов, из подросткового возраста оба давно вышли.
Он знал, что от шампанского она теряет голову. Мерзавец!
20.03
Их называли квазикристаллами.
Настоящими кристаллами они не были, потому что их атомы или молекулы не образовывали кристаллическую решетку, как, к примеру, молекулы старой доброй поваренной соли. Квазикристаллы представляли собой непериодические конфигурации в пространстве и обладали вращательной симметрией пятого порядка.
Кола в стакане Новэмбер явно превратилась в квазикристалл. Это натолкнуло Хаккетта на мысль о феномене стоячих волн, возникающих в жидкостях, исследованном в 1831 году Майклом Фарадеем. То есть о колебаниях – на них-то Хаккетт и сосредоточил внимание.
Физик и инженер прибежали выяснить, что тут за шум, когда врач уже собрался уходить. Скотт принялся рассказывать о случившемся, Новэмбер утирала салфеткой слезы.
Врач из медицинского центра в ЦЕРНе сказал:
– Она не пострадала. Нет ни ожогов, ни ссадин. Давление немного повышено, но дыхание в норме. Опасений ее состояние не вызывает.
– Никакой боли не было, я ведь говорю, – с досадой произнесла Новэмбер, до сих пор всхлипывая и содрогаясь всем телом. – Но я и рукой пошевелить не могла, хоть пыталась изо всех сил. Казалось, она насквозь промерзла, но было совсем не больно.
– Почему же ты тогда кричала? – спросил Скотт участливо.
– Потому что испугалась, – ответила Новэмбер дрожащим голосом.
Хаккетт наклонился над столом. По радио передавали уже совсем другую песню, но настроено оно было на ту же волну. Итак: приемник – С-60 – стакан с колой. Подошедший Пирс внимательно смотрел на присутствующих. Вмешиваться с расспросами ему не хотелось, однако не было сил и уйти. Ощущение, что происходит нечто сверхъестественное, словно приковало всех к месту.
Стальной шарик продолжал лежать на поверхности колы, которая не замерзла, но по непонятным причинам затвердела.
– Боже мой… – пробормотал Мейтсон.
– Боже, скорее всего, не имеет к происшествию никакого отношения, – заявил Хаккетт, еще раз тщательно осматривая приемник. – Боб, выключи радио, – неожиданно попросил он, взглянув на Пирса.
Пирс отыскал глазами блок питания – белую пластмассовую коробочку. И отсоединил его от сети.
Радио замолкло.
Шарик внезапно упал на стаканное дно с таким громким звуком, что всем на миг показалось, будто сейчас закачается холодильник. Сделав круг вдоль стеклянных стенок, шарик остановился.
Хаккетт приподнял брови и глубоко вздохнул, удивляя всех, а главное, самого себя. Он и не заметил, что затаил дыхание.
В выдвижном ящике среди многообразия прочего хлама лежал обрывок красной пластиковой веревки. Хаккетт взял ее за край, опустил кончик в колу и поводил из стороны в сторону. На поверхность с шипением всплыли пузырьки.
Хаккетт достал веревку. И снова кивнул Пирсу.
– Теперь включи-ка его.
Секунда, и послышался тот же громкий вой. Теперь, когда Хаккетт попытался опустить в колу веревку, раздался характерный звук соприкосновения с твердым предметом.
Хаккетт опять велел Пирсу выключить радио, убрал со стола стакан и попросил одного из химиков, столпившихся у входа, принести крысу.
Большая коричневая тварь, когда ее клетку поставили перед камнем, принюхиваясь, будто чуя что-то неладное, заметалась взад и вперед. А подавшись вбок, в сторону С-60, громко запищала.
– Перестаньте! Уберите ее! – закричала Новэмбер.
Хаккетт даже бровью не повел.
– Подтвердить предположение можно лишь опытным путем, – сказал он, не глядя на Новэмбер.
Радио опять включили. Крыса застыла, глаза ее остекленели. Новэмбер отвернулась, а Хаккетт принялся считать до тридцати.
– Что, черт возьми, происходит? – негромко произнес Мейтсон.
Хаккетт провел веревкой по приемнику и пояснил:
– Радиоволны возникают здесь, в радио. Звук входит в углерод-60, каким-то образом видоизменяется, идет в этом направлении. И сталкивается с крысой. Либо с наполненным колой стаканом. Живой организм примерно на семьдесят пять процентов состоит из воды, потому и реагирует так же, как питье в стакане. Преобразованный звук порождает в жидкости стоячие волны, и она кристаллизуется.
Он попросил, чтобы приемник опять отсоединили от сети.
Крыса как ни в чем не бывало принялась ходить туда-сюда по клетке.
– Хм. – Хаккетт, держа стакан в руке, смотрел на колу и катающийся по дну шарик. И, очевидно не задумываясь, сделал глоток. – Странно, – пробормотал он. И вдруг закашлялся. – Кх! Кххх!
– Что?! – взвизгнула Новэмбер, вскакивая на ноги и хватая физика за плечо.
Хаккетт быстро поставил стакан на стол.
– Диетическая! – с кислой миной проворчал он. – Терпеть не могу. А обыкновенной нет?
Новэмбер шлепнула его рукой по затылку. У остальных шутка тоже не вызвала смеха.
Хаккетт убрал С-60, придвинул радио к крысиной клетке и вновь включил его. Ничего не произошло.
– Точно, – объявил он. – Дело вовсе не в радио и не в волне, на которую оно настроено. – Его губы растянулись в кривой улыбочке. – Военным эта идея придется по вкусу. – Он окинул Скотта мрачным взглядом. – Может выйти и так, что, когда мы приедем в Антарктику, от Атлантиды уже ничего не останется. Понимаете?
– Подождите-ка, – суетливо проговорил Пирс. – Значит, этот город построен из вещества, которое реагирует – вы только задумайтесь! – на свет, электричество, гравитационные волны… и, как видно, еще и на звуковые!
