– Ты мне противна,– сказал Ген, но так и не оттолкнул ее.
– А у меня есть неопровержимые доказательства обратного,– зашептала ему в ухо Мегера со смехом.– Наслаждайся, братец, пока можешь. Потому что я собираюсь тебя уничтожить!
Цвет греческого огня
Когда ему было девять лет, заболел отец. Лихорадка приковала к постели великого византийского императора Льва IV – Льва Хазара. На лбу повелителя вздулись огромные гнойные фурункулы. Поговаривали, что это расплата за жадность, с которой император цеплялся за корону.
Ему сказали:
– Не ходи туда. Твой отец болен. Он не хочет, чтобы ты видел его слабым.
Поэтому мальчик смотрел, как умирает великий отец, из-за складок балдахинов императорской кровати. Мать так и не пришла.
Киклад стоял в тени колонны и ждал своей участи. Ночь выдалась холодной. С Босфора дул резкий ветер, запуская невидимые когти в сердце Константинополя, но мальчик не боялся. Страх исчезает, когда приходит понимание: чему быть – того не миновать.
Почти восемьсот лет прошло с рождения Христа, и именно в этом месте Кикладу выпало вернуться в мир. Здесь родился его сын. А все думали, что он умер. Зал, в котором он ждал, был сделан из порфира красноватых и пурпурных цветов. Роскошный пурпурный шелк затягивал стены. Цвет империи.
В этой комнате императрица Ирина, его мать, подарила Кикладу жизнь. Он и подумать не мог, что появится на свет в стане врага.
Слишком много воспоминаний.
– Где она?
– Она придет,– ответили голоса тех, кто скрывался в сумраке порфирного зала.
Когда ему исполнилось девять с половиной лет и сорок дней траура закончились, ему сказали, что он слишком мал для правления империей. Поэтому мать стала его регентшей.
По всему городу текли праздничные шествия. Распорядители наняли танцующих медведей, а когда звери устали, позвали акробатов и шутов. По всему городу – от собора Святой Софии до холма Акрополя, подножие которого пенили винные воды Босфора и ослепительного Мраморного моря; от четырех позолоченных коней, хранящих ипподром, до феодосийских стен; от форума Константина Великого до последней грязной улочки – летел клич:
– Ныне день спасения римлян! Славься Тот, кто вознес корону на твое чело! Пусть Бог, короновавший тебя, Константина VI, хранит тебя многие лета, на радость и славу римлян!
Константин. Он откликался на это имя, потому что так было надо. Но знал, что на самом деле он – другой. Загнанный в ловушку. В детском теле жил взрослый мужчина. Растущий ребенок, его пытливый ум – все, чем он мог располагать.
Это было очень неудобно.
После пышной церемонии юного императора ввели во дворец, но слухи и перешептывания начались гораздо раньше, лишь стихли хвалебные песнопения и гимны.
Столько лет, столько долгих лет. Его душа раздвоилась. Девятилетний ребенок понимал, что славословие окружающих придворных – это ложь. На каждой улице, от бань до сверкающих бронзовых врат главного дворца, копошились и сговаривались изгнанники всех покоренных стран. Они только и ждали, когда смогут вернуть отнятое у них.
Поветрие заговоров и сговоров катилось по столице, не щадя никого, словно моровая зараза.
У отца было пятеро сводных братьев, которые жили с ним во дворце. Старший в этом стаде интриганов прозывался Никифором. Однажды вечером, когда солнце опустилось за горизонт и на землю легли тихие сумерки, он подстерег молодого императора за углом дворцового коридора.
– Подойди ко мне, мальчик.
Киклада напугало сверкание дядиных пышных одежд, украшенных драгоценностями и золотым шитьем. Поэтому он гордо вскинул голову и выпятил тощую грудь, копируя надменное поведение родственника.
– Я император! Я прикажу – и с тебя спустят шкуру.
– А я мужчина, мальчик. Я сам могу спустить с тебя шкуру.
Он притянул к себе мальчишку и зашептал ему на ухо:
– Почему твоя мать выбрала советниками евнухов? Чем они приманили ее? Что у них есть такое, чего не было у твоего слабосильного отца? Законный владыка империи – ты. Не они. Но у них есть власть, чтобы удержать трон. Ты называешь себя императором. Скажи, племянник, а власть у тебя есть?
– У меня есть власть,– ответил мальчик, но голос его звучал неуверенно.
– Если тебе потребуется сила, мой юный император, я могу ее дать. Только попроси.
Киклад был потрясен. Что задумал дядя Никифор?
Он побежал по переходам главного дворца, испуганный и одинокий. Скользил из тени в тень, мечтая скрыться ото всех глаз. Детское беспомощное желание.
«Я не готов к таким поворотам. Я еще не дорос до заговоров».
Из материнских покоев донесся веселый смех. Эта женщина знала, что делать. Она была императрицей. За ней стояла сила. Услышав радостный голос матери, мальчик завороженно повлекся в сторону ее покоев, как муха на мед.
Между тяжелых занавесей, смиряя бешеные удары сердца, ребенок крался вперед, пока не нашел удобный просвет в шелковых шторах, через который видел и слышал все, что происходило в комнате.
– У нас получилось! – звенел радостный крик.
В комнате обсуждали план, который был задуман задолго до его рождения – в тот год, когда Константинополь пострадал от великой чумы и нашествия сарацин.
– Теперь империя наша!
Мальчик удивился. Какая империя? Почему мать не поправит зарвавшихся советников?
Но тут раздались тяжелые шаги, и маленький шпион был обнаружен.
– Зачем ты прячешься в тени, дитя? – вопросил Этиос, главный евнух и ближайший сподвижник императрицы.
Его лицо застыло каменной маской, а глаза были холодны как мрамор.
Маленький Киклад испугался.
– Это мои владения, а не твои, – продолжил евнух. – Разве ты не знаешь, что в тени таится множество опасностей и неприятных открытий?
– Я пришел к маме.
– Она не может тебя принять.
– Она должна. Я император. Она должна меня принять! Дядя Никифор…
Слова застыли в горле. Кому верить? К кому обратиться?
Этиос усмехнулся и опустился перед мальчиком на корточки, крепко держа его за плечи.
– Можешь верить мне, мой повелитель.
Мальчик вскинул подбородок.
«Неужели?»
– Ты наш император. Твои желания должны исполняться.– Он покачал головой.– Так что сказал твой дядя?
– Дядя Никифор сказал,– начал мальчик,– что может дать мне настоящую силу, если я попрошу.
Этиос понимающе кивнул.
