И именно тогда воспоминание впечатывается в плоть, когда ЦРЭС поднимает эстафетную палочку вверх. Это означает, что гонка выиграна, что воспоминание стало постоянным.
И все-таки для Лоулесса это еще не победа. Для него существует другой механизм, который определяет его и тех, кто вокруг него, как части Атанатоса. ЦРЭС не только отдает команду с величественной телефонной станции – великой станции переключения памяти, каковой является гиппокамп; ЦРЭС также отдает приказы из глубин гипоталамуса, столицы империи секса.
В гипоталамусе, где формируется сексуальность, загадочно действует суточный цикл – постоянно, день за днем, раздается громовое тиканье внутренних часов, к которым мы все прикованы, подобно рабам. И только тогда, когда тело находится под воздействием дневного света, ЦРЭС получает здесь свои приказы.
Теория Мегеры утверждала, что где-то в гипоталамусе ЦРЭС или один из его подчиненных посылает второй флот, упорядочивающий и структурирующий память. На этот раз его отправляют в иное путешествие – туда, где создается сперма.
Это и был процесс, который созерцал Ген,– перевод воспоминаний Атанатоса из дремлющего состояния, в котором они закодированы в его ДНК, в бодрствующее – так, как их воскрешает в сознании ЦРЭС, подавляя любую иную личность, обитавшую там.
Но чем больше Ген видел, тем сильнее он осознавал другое. Систематическая охота. И глядя на это, Ген понимал, чего именно искал Лоулесс: спусковой крючок, который сделает все эти запечатления, века применения эликсира и годы лабораторной работы ненужными. Он искал человека, который станет спусковым крючком для обретения вечности, уже заключенной в его геноме. Он искал Киклада.
Ген осознал, что если он владеет не только воспоминаниями Атанатоса, но и механизмом Киклада, то это объясняет и голоса в его голове, и бесконечную войну, идущую в его раздробленном разуме. Ген был гибридом, находящимся в стадии беспорядка, объединенной душой, раздираемой на части.
И все же если они обнаружат во множестве предоставленных Геном образцов то, что принадлежит Кикладу, то он и процесс, которому он подвергался, станут ненужными и пойдут в расход.
Пробуждение
Пятница
– Вы где?
«Хороший вопрос».
Норт прижимал к уху свой «некстел». Очень осторожно попытался приподняться. Он лежал на кровати полностью одетый, если не считать ботинок.
«Который час?»
Острая боль пронзила виски. Он не дома. Старик, на котором были только футболка и трусы, дремал в кресле в углу.
Полотенце, которым он накрывался вместо одеяла, сползло на пол.
«Портер».
Что заставило детектива обратиться к Портеру? Инстинкт или отчаяние.
«Быть может, понемногу того и другого».
На прикроватном столике стоял коктейль из найквила и снотворных таблеток. Мощное сочетание транквилизаторов; Норт заподозрил, что спящий в кресле старик оказался умнее, чем он сам.
Мерзкий дневной свет просачивался через щели в портьерах. От него болели глаза.
– Который сейчас час?
– Полдень,– отозвался Мартинес. Норт слышал, что вокруг молодого детектива царит обычная суматоха рабочего отдела. Тот добавил: – Главное управление медицинской комиссии все утро пыталось с тобой связаться. Я просто сообщаю. Шеппард сказал, что это срочно.
«Результаты исследования крови и мочи».
– Он хочет, чтобы я приехал?
– Нет, просто позвони ему.
– Что еще вы получили?
– Видеозаписи.
Норт вздохнул с некоторым облегчением.
– Их все-таки прислали?
Мартинес, похоже, такого энтузиазма не испытывал.
– Да, и сейчас я собираюсь их все просмотреть.
– И сколько прислали?
Норт услышал стук пластиковых кассет, которые Мартинес, очевидно, раскладывал по стопкам и пересчитывал.
– Пятнадцать… двадцать.
Норт явно не завидовал тому, какая работка предстоит коллеге.
– А что ты узнал?
– Я знаю имя.
Мартинес, похоже, подскочил.
– Правда?
У Норта болели все суставы – мышцы одеревенели и отказывались слушаться. Он с трудом слез с кровати, по-прежнему прижимая к уху телефон, и, не задумываясь, вкратце обрисовал подробности:
– Эжен Диббук. Ранее проживал на Шестой авеню, Троя, Нью-Йорк. Учился в Колумбийском университете.
Норт почувствовал напряжение в голосе молодого коллеги – короткую судорогу холодной неприязни.
– Ты поработал. Получил подтверждение?
Это было то, чего боялся Норт. У него уже есть свои собственные демоны, с которыми надо справляться. Ему не нужны в придачу кошмары другого человека. Норт осторожно нащупал в кармане плаща кусок липкой ленты с отпечатком пальца. Он все еще был там.
– Мне нужно передать кое-что на Ямайку, однако я уверен на девяносто – девяносто пять процентов.
Мартинес был тверд.
– Я поработаю с этими процентами.
«Держу пари, что ты это сделаешь».
– Если будет время, я прогуляюсь в студенческий городок и посмотрю, что там есть.
– Ты полегче, а?
Мартинес ничего не ответил на предупреждение.
– И держи меня в курсе.
– Уже об этом позаботился. Видишь? Работать с напарником не так уж плохо.
– Конечно.
– Ты приезжаешь сегодня?
Норт оглянулся на Портера, который все еще дремал в кресле, и неохотно ответил:
– Да. Мне нужно еще кое-что сделать.
Нажав кнопку завершения звонка, Норт ощутил себя еще более неуверенно, чем раньше. Он прислушался к беспокойному дыханию Портера и, прокрутив телефонный справочник в мобильнике, нашел номер ГУМК. На коммутаторе его попросили подождать, но это длилось недолго. Шеппард быстро ответил на вызов.
– Как вы себя чувствуете?
Норту не понравился ни вопрос, ни то, как серьезно он был задан.
– Прекрасно.
– Длительные приступы головокружения? Рвотные позывы?
– Немного.
– Вас тошнило?
– Да.
Он слышал, как Шеппард царапает что-то на бумаге.
– Видите ли, я рекомендую вам вернуться и показаться врачу. Результаты оказались несколько… как бы это сказать… тревожными. Ролипрам.
Норт был в недоумении.
