Энтони-младший едва взглянул на значок.
— Как вам повезло.
— Отец дома? Мне нужно поговорить с ним.
— Еще не пришел.
Гость многозначительно посмотрел на часы.
— Может быть, я подожду его в доме?
— Энтони, кто там?
В дверях кухни возникла рыхлая женщина, вытиравшая руки кухонным полотенцем.
Энтони-младший не спускал глаз с Дарвина.
— Мама, я сам разберусь.
— Тебя приняли в фидаины? — Гость поднял взгляд к висевшему над дверью крошечному серебряному полумесяцу.
Юнец ответил настороженным кивком.
— Поздравляю. — Никакого ответа. — Я могу войти? — Дарвин усмехнулся. — На прошлой неделе подхватил от мэра простуду и только-только начал поправляться.
Энтони-младший медленно потянулся к замку, но вдруг замер.
Дарвин подергал ручку.
— В чем дело?
— В тебе.
— Энтони, ты боишься меня?
Сын детектива кивнул, глядя ему прямо в глаза.
Гость распахнул пальто.
— У меня нет оружия. Я — офицер связи. Мы разговариваем. Ведем переговоры, больше ничего.
— Тогда поговори с кем-нибудь другим.
Дарвин покачал головой.
— Если в фидаины стали принимать таких, как ты, пора продавать военные облигации.
— Я знаю, кто ты. — Энтони-младший задрожал, хотя находился за стальной решеткой толщиной полдюйма.
Ассасин улыбнулся, причем на сей раз совершенно искренне. Он даже припомнить не мог, когда в последний раз кому-то удавалось разгадать его истинные намерения. Обычно подобное происходило слишком поздно. Возможно, щенок действительно обладал инстинктами прирожденного фидаина, хотя, скорее всего, Ракким предупредил его и отца о возможном появлении человека, подпадающего под описание Дарвина. Одна большая счастливая семья, где все заботятся друг о друге, ничего не скрывают друг от друга. Значит, визит Дарвина в дом Коларузо не прошел даром.
Хозяйка снова высунулась из кухни:
— Энтони?
— Мама, позвони девять-один-один. Попроси прислать пару патрульных машин.
Дарвин помахал рукой:
— Привет, Мэри. Прекрасно выглядишь, как всегда.
Женщина поправила волосы.
— Немедленно открой дверь, — обратилась она к сыну.
— Мама, звони в полицию.
— Молодец, Энтони, — похвалил ассасин. — Тебя не проведешь.
— Я не хочу, чтобы ты называл меня по имени.
— Позволь дать тебе совет. Вероятно, тебе приходилось много работать в последнее время. Тебя пичкали всякими гормонами роста, вкалывали яд кобры. — Дарвин снова улыбнулся. — Я бы посоветовал тебе научиться спать урывками. Установи будильник так, чтобы он звонил через каждый час. Когда научишься просыпаться до звонка, причем готовым к любым действиям, установи интервал на полчаса. Это тебе пригодится, когда попадешь в учебный лагерь, потому что в течение года вам там не дадут спать непрерывно больше одного часа.
— Энтони, я позвонила, — крикнула мать. — Закрой дверь. Пусть теперь полиция этим занимается.
— Готов поспорить, она сказочно готовит. — Ассасин принюхался.
— Я уже сплю на голом полу, — подал голос сын детектива. — А еще отключил в своей комнате отопление. А по поводу сна урывками… хорошая идея.
— У меня полно хороших идей. — Опасный гость выглядел так, словно пытался принять какое-то важное решение. — Вот еще что… — Оглянувшись, он как бы невзначай завел руку за спину. — Когда инструкторы по побегам и эвакуации спросят, есть ли добровольцы… — Ассасин понизил голос, и Энтони-младший машинально подался вперед. — Тебе следует… — Дарвин нанес удар через просвет между прутьями. Карбопластовое лезвие было нацелено прямо в левый глаз щенка. И вонзилось бы, не отдерни тот вовремя голову.
Тяжело дыша, сын детектива вытер кровь со щеки.
— Молодец. — Ассасин спрятал нож обратно в рукав. — Возможно, ты пройдешь до конца весь курс обучения. Может, когда-нибудь встретимся и станем травить друг другу байки о военной жизни.
Помахав на прощание, Дарвин с веселой улыбкой развернулся на каблуках и зашагал прочь обычной пружинистой походкой. Он уже почти не хромал.
Ветер с моря свободно врывался через распахнутое настежь окно, играя задернутыми шторами. Сара раздвинула их, впустив в номер последние лучи клонившегося к закату солнца. Ее обнаженное тело блестело от пота, солнечные зайчики метались по выпуклостям и впадинам, и Ракким снова почувствовал эрекцию. Она наклонилась, повернувшись к нему спиной, и оперлась руками о подоконник.
— Ты хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ?
Сара посмотрела на него и засмеялась:
— Никогда не чувствовала себя такой счастливой.
Он разглядывал ее и вслушивался в доносившиеся с улицы звуки. Скрип велосипедов, крики чаек, ритмичный шум волн. Едва слышный шелест лопастей проносившихся над побережьем вертолетов. Здесь, в отличие от столицы, полеты никто не запрещал. И вообще, создавалось впечатление, будто здесь разрешено буквально все.
— Иди ко мне.
— А волшебное слово?
— Пожалуйста.
Занавески ласково струились по ее телу.
— Рикки, подумать только, мы занимаемся любовью, не задернув шторы и не закрыв окно. Нас, наверно, было слышно на улице. — Ее соски сделались темными и твердыми. — Ходим по улице, взявшись за руки, не считаем минуты до моего возвращения домой. Не придумываем оправдания для Рыжебородого, не репетируем ответы на вопросы, которые он может мне задать. О том, что мы здесь, знает только Коларузо. Мы свободны. — Она медленно двинулась к нему, вся окруженная золотистым ореолом. — Не хочу я сегодня искать никакую Фатиму.
— Отлично.
— И завтра не хочу. Хочу заниматься любовью и спать. Хочу позавтракать в кафе, мимо которого мы проходили. Хочу бегать под солнцем, пить ледяной мексиканский кофе и слушать музыку. Хочу танцевать с тобой. А потом снова заниматься любовью.
Сара надвигалась все ближе, ближе и наконец присела на край кровати. От нее так и исходил запах желания.
— Я тоже хочу всего этого. За исключением танцев.
Она вытянулась во весь рост, и Ракким ласково провел пальцами по ее влажным бедрам.
— Не хочу уходить отсюда, — пробормотала Сара. — Потому что, если мы уйдем, если отыщем ее, все начнется сначала. Не будет ни радости, ни покоя…
— Ты не права.
Она оседлала его так нежно и плавно, словно они всегда представляли собой одно целое.
— Нет, так уже не будет. — Сара осторожно покачивалась на нем, и Ракким принялся отвечать на движения. Излучаемое ею тепло постепенно охватывало все его тело. — Стоит нам уйти отсюда, и мы перестанем принадлежать себе, будем постоянно оглядываться. — Она сжала его внутри себя, заставив затаить дыхание. — Нас не оставят в покое и обязательно найдут.
