Пятница, 18 декабря, Утрехт, Нидерланды
Это была последняя пятница перед рождественскими каникулами, и Винсент Веербум, сидевший в своём кабинете в РабоБэнкс, то и дело поглядывая в окно, лениво царапал в блокноте заметки для секретаря, Единственное окно с мутными стёклами, имевшееся в его неприступном кабинете, выходило на окутанную туманом, засыпанную снегом громаду Утрехта, являвшего собой нагромождение законченных, неуклюжих построек, вид которых не могла оживить даже тончайшая вуаль из осевших на неё снежинок.
Послышалось робкое царапанье в дверь, и появилась его секретарша.
— Сэр, пожалуйста, извините. Я знаю, что вы собрались отправляться на каникулы — но пришла баронесса Дамлих. Она настаивает на аудиенции.
— Меня нет на месте, — сказал он.
Веербум уже собрался уходить, так как банк закрывался через четверть часа. Последние несколько часов он только и думал, как покинет банк и что последует потом. Его супруга с детьми отдыхала в зимнем домике в горах Зерматта, и он не собирался появляться там раньше завтрашнего вечера. После работы Веербум намеревался провести романтический вечер в нежных объятиях своей любовницы, Улли, которая наверняка уже разогревает праздничный ужин в маленькой квартирке, снятой специально для неё на одной из уютных улочек Утрехта.
— Сэр, баронесса настаивает, что у неё дело чрезвычайной важности: она намерена совершить перемещение довольно значительного капитала.
— Прямо накануне рождественских каникул? — прорычал Веербум. — Это невозможно, это просто глупость! Пусть придёт после, когда мы снова откроемся.
— Но ведь банк закрывается на неделю, — осмелилась напомнить секретарша, — а баронесса нынче вечером отправляется в Баден-Баден.
— Да кто эта баронесса Дамлих? Какая-то знакомая фамилия…
Секретарша приблизилась и что-то прошептала Веер-буму на ухо, словно кто-нибудь мог бы их подслушать.
— Ах, понятно, — сказал Веербум. — Что ж, впустите её. Будем надеяться, что я быстро разделаюсь с нею. Ненавижу возню с этими визгливыми, истеричными немками.
— Баронесса по рождению русская, — сказала секретарша. — Вы понимаете, она из иммигрантов.
— Да, да, благодарю. Вся эта чепуха вечно вылетает у меня из головы. А каково имя баронессы, данное ей при крещении?
— Лелия, сэр. Её зовут Лелия Мария фон Дамлих. Секретарша удалилась, и несколько минут спустя в кабинет вошла Лелия.
На ней были роскошные меха и высокие сапоги из белой замши. Войдя в кабинет, она откинула с головы капюшон, и от блеска бриллиантов, украшавших её причёску, у Веербума перехватило дыхание. Стараясь сохранять остатки солидности, он выскочил из-за стола и поспешил ей навстречу, приняв с почтением протянутую для пожатия руку.
— Лелия, как я рад снова видеть вас, — сердечно произнёс он, считавший, что его обаяние, несомненно, помогло ему стать одним из самых преуспевающих банкиров в Нидерландах. — Вы ещё более ослепительны, чем раньше — все та же юная девушка, которую я помню. Сколько лет, сколько зим? Прошли годы — а ощущение такое, будто мы встретились вчера.
— Для меня, — неотразимо взмахнула ресницами Лелия, — время не играет никакой роли. — Она была уверена, что никогда в жизни не встречалась с этим мужчиной: эти банкиры все такие наглые…
— Я, как всегда, слишком сентиментален, — мягко посетовал он, провожая даму к креслу. Он устроил её подле своего стола и позвонил в маленький колокольчик.
— Возможно, мой помощник уже объяснил вам, что нынче вечером я до отказа завален массой неотложных дел, и, к несчастью, это ограничивает время, которое мог бы уделить вам. Посему осмелюсь предложить приступить к делу без промедлений. Что могло привести вас к нам, в Рабобанк, перед самым началом рождественских каникул?
— Деньги, — отвечала Лелия. — Наследство моего дорогого последнего супруга. Он оставил огромную сумму для воспитания нашей единственной дочери. И я бы хотела часть этих денег, если возможно, поместить в ваш банк.
— Конечно, это возможно. Мы будем счастливы довольствоваться той ролью, которую вам угодно будет для нас отвести. Не хотите ли вы, к примеру, назначить нас в опекуны над её наследством?
— Не совсем. Моя дочь именно сейчас путешествует по Европе, и я желаю обеспечить все её потребности. Но ведь я вверяю вам… мои личные средства… и не хотела бы, чтобы они обратились просто в деньги.
— Понимаю, — отвечал Веербум. — У вас есть что-то для дополнительного обеспечения — насколько я понимаю, под эти вложения вы желаете оформить заём? В таком случае, ваши сбережения не превратятся просто в наличные, и ваши интересы не будут ущемлены. Вы используете свои вложения лишь как обеспечение кредита. Хотели бы оформить этот счёт на имя вашей дочери?
— Нет — только на моё имя, — заявила Лелия. — И желаю, чтобы мне можно было снимать с этого счета деньги тогда, когда я захочу, — к примеру, прямо сейчас.
— Значит, это надо будет оформить несколько иначе, — заключил Веербум. — Вы хотите не просто получить кредит — а открыть счёт, в который уже естественным образом и будут включаться все срочные выплаты. Мы же оформим его в виде займа. Если я правильно понял, вы намерены выдавать своей дочери чеки, по которым она сможет получать деньги с этого счета. Таким образом, вы сможете полностью контролировать ваши капиталы. Весьма разумно, если мне позволено будет высказать моё мнение.
— Так это возможно сделать в вашем Бэнкс?
— Безусловно, нет ничего проще, моя дорогая леди. И на какую сумму вы предполагаете оформить заём, чтобы завести открытый счёт?
— Именно поэтому я и хотела говорить только с вами, мсье Веербум. Это довольно большая сумма.
— И насколько же она велика, моя милая баронесса? — вежливо улыбаясь, осведомился Веербум.
— Двадцать миллионов американских долларов, мой дорогой мсье Веербум.
Веербум на мгновение остолбенел, но вскоре снова обрёл дар речи.
— Ах, конечно. И какова же сумма дополнительного обеспечения вашего займа?
— Сорок миллионов долларов будет достаточно? — мило улыбнулась она.
— Сорок миллионов в обеспечение двадцати миллионов займа? — переспросил Веербум, не веря своим ушам. — Уверяю, что с этим не будет никаких проблем, милая баронесса. Но нельзя ли было — поскольку на носу каникулы и банк уже закрывается — предложить вам сейчас просто подписать некоторые бумаги, в потом бы я связался с вами примерно через неделю в Баден-Бадене, где, насколько мне известно…
— Это не может быть возможно, — возразила Лелия. — Я желаю брать с собой много миллионов сегодня — сейчас. Потому что у меня нужда, я принесла ценные бумаги — для дополнительного обеспечения — прямо с собой.
Лелия распахнула свой толстый портфель и высыпала из него кучу оригиналов ценных бумаг, чьи поддельные копии пылились ныне в хранилищах Треста депозитов в Нью-Йорке. Они завалили весь стол Веербума, и он, остолбенев от неожиданности, с большим трудом заставил себя взять в руки.
