На том конце провода последовало продолжительное молчание. Наконец Тор с сочувствием произнёс:
— Ты успела нагородить вокруг себя столько стен, что мне бы и в голову не пришло лишний раз укреплять их, возводя какую-то клетку. И я хочу только одного: разрушить все эти стены и дать тебе свободу. Ты меня очень обяжешь, если поверишь в это.
— И именно поэтому ты втянул меня в наш маленький спор, — я полагаю, исключительно с целью освободить меня от тяжкого бремени избранной мною самой карьеры?
— Это твоё дело — верить мне или нет, — мягко отвечал Тор, — но все обстоит именно так. Если же, к несчастью, тебе удастся выиграть, я не откажусь от своей части пари. Как, впрочем, надеюсь, поступишь и ты. — Он снова помолчал, а потом добавил повеселевшим голосом:
— А теперь, если ты не возражаешь, я распечатаю бутылку шампанского по случаю своего дня рождения.
Он повесил трубку, а я до появления сумерек осталась неподвижно сидеть в застывшей в белом безмолвии гостиной. А потом, даже не вспомнив о том, что с самого утра крошки в рот не брала, отправилась спать. Теперь я не сомневалась: что бы ни случилось, я обязательно должна выиграть пари. Хотя и не представляла, как сильно будет мне препятствовать в этом вся моя предыдущая жизнь, весь мой прежний опыт и принципы.
С самого раннего утра в мой новый, сверкающий стеклянными стенами офис на тридцатом этаже заявился Тавиш. Он теребил по привычке свои волосы, а в руке держал недопитую чашку чая.
— Я тут придумал одну штуку и хочу знать, как ты к ней отнесёшься, — сообщил он. — Если я решил войти в систему компьютера, но он не принимает предлагаемого мною пароля, после третьей неудачной попытки меня блокируют, а мой терминал отключат. — И он выжидательно уставился на меня.
— Верно, — согласилась я, — это самая обычная мера безопасности: она не позволяет неизвестным личностям копаться в нашей компьютерной сети, как у себя в чулане. И в чем же заключается твоя идея?
— Ну, а что, если я буду некоей известной личностью, но забуду свой пароль, что будет тогда?
— Тебе предложат воспользоваться новым паролем, — отвечала я. — Но я пока не понимаю, чем это может помочь в нашем конкретном случае. Ведь любой новый пароль даст тебе доступ лишь к той части информации, что и раньше, по «забытому паролю». И уж наверняка он не будет иметь отношения к кодам, с помощью которых можно проникнуть в систему безопасности, а именно она нас и интересует.
— Ты права, — ухмыльнулся Тавиш. — Но если бы я был известной персоной из отдела безопасности, новый пароль будет допускать меня и в систему безопасности!
Я непонимающе уставилась на него.
— Его зовут Лён Мэйс, — продолжал втолковывать мне Тавиш. — Номер его терминала: три-один-семь. Это на одиннадцатом этаже. В прошлую пятницу он умотал на Тахоу и не вернётся до конца рождественских каникул.
— И как ты намерен получить вместо него его новый пароль? — спросила я с бьющимся сердцем.
— Я три раза пытался выйти на его терминал, система меня вырубила, и тогда я позвонил в отдел безопасности от имени Лена Мэйса и попросил снабдить меня новым паролем по моему собственному выбору — чтобы уж запомнить его наверняка. Чтобы ввести его в систему компьютера, необходимо иметь на руках письменное заявление — с визой вице-президента. А поскольку, к несчастью, босс Лена также отсутствует, я имел смелость предположить, что ты будешь тем руководителем, который наложит визу на заявление.
— Послушай, почему бы тебе не позаботиться обо мне и не принести мне тоже чашку чая? — предложила я. — А заодно, пока готовится чай, можешь попытаться действовать от имени известной личности. Мне кажется, что Лену Мэйсу срочно необходимо обзавестись новым паролем.
Конец года — самая горячая пора в деятельности любого банка. Девиз Всемирного банка к тому же гласил: наши двери открыты до тех пор, пока продолжают поступать деньги.
В последние дни перед Рождеством мы обычно начинали в изнеможении считать оставшиеся рабочие часы — и не только из-за желания потратиться на подарки и сувениры, но и из-за возраставшей активности деятельности обменных фондов. Ведь близился конец финансового года, а это означало лишь то, что разного сорта налоги в вложения не могут больше ждать своего часа.
Наши компьютерные системы, работавшие в это время с удесятерённой нагрузкой, каждый час фиксировали перемещение массы денег больше, чем на протяжении целых недель в другое время года. И, значит, тем больше я потеряю денег если не проберусь через ключевые тесты. Ведь я канун сочельника все тестовые системы перекроют. А любая новая программа — в том числе и та, которую я собиралась ввести, — прежде чем начинает действовать, проходит через эти системы. В моем случае это означало необходимость переместить на нужные мне счета деньги из обменных фондов. Во что бы то ни стало я должна была успеть проскочить в эти двери, пока они ещё не захлопнулись.
Но вот уже наступила среда, послезавтра — сочельник, а Тавиш все ещё копался с ключевым кодом, хотя и проник уже в систему безопасности. Черт бы побрал эту коротенькую программу, которая перекрывала нам доступ к обменным фондам, к клирингу наличных, которые мы хотели перевести на фиктивные счета.
Кстати, по поводу счётов. Мне будет очень трудно, за один день, не привлекая внимания, открыть тридцать совершенно новых счётов по тысяче долларов, да ещё и с нулевым балансом. В лучшем случае это будет выглядеть смешно и удивительно.
Итак, я нервно грызла ногти и с отчаянием взирала на десятки видимых сквозь стеклянные стены офиса стенных часов, чьи стрелки неумолимо отсчитывали безвозвратно уходящее время.
Утром в четверг, накануне Рождества, Тавиш все ещё не сумел пробиться сквозь секретные коды. Павел удалился, решив «бежать от городского безумия», и поэтому, когда зазвонил телефон, я сама сняла трубку.
— Таракая, — зашелестел в трубке почему-то осипший голос Лелии, — это есть вещь крайней важности! Такое несчастье я имею — и ты должна приехать сегодня, сейчас.
— Потише, потише, Лелия. Приехать куда? Я думала, что ты в Европе.
— Да. Я есть в Европе, но теперь я есть здесь — в своей спальне.
Я как-то забыла, что в минуты волнения для Лелии существовала лишь одна форма глагола.
— Давай разберёмся во всем по порядку, — отчеканила я. — Ты была в Европе, но теперь уже вернулась домой. А где Джорджиан с Тором? Есть поблизости кто-нибудь, способный все объяснить?
— Нет, Базе мой, я так фатик! Зорзион, она уехала в Европу вместе меня, но Золтан — о, он не будет желать говорить со мной. Она оба очень фаше авек муа.
— Это почему же они оба так на тебя сердиты? — всполошилась я. — Зачем Джорджиан понадобилось ехать вместо тебя в Европу? И почему бы Тору самому не позвонить мне, если у вас трудности?
— Там нет телефона, где он сейчас есть, — заверила меня Лелия. Ах, даже в тюрьме и то есть телефоны — где же он может быть?
