Однако веря в непреложность знамения, полученного во сне, Мейер Амшель надел цилиндр, кружевное жабо, лучший чёрный костюм и отправился навестить своего друга, князя Тёрна Таксиса, семье которого Ротшильды ссудили в прошлом большую сумму денег. Видимо, пришло время востребовать долг, хотя и не совсем обычным образом.
— Ротшильд, да ты сегодня выглядишь щёголем, — приветствовал его князь. — Если судить по твоему виду, это не просто светский визит. С Божьей помощью я постараюсь выполнить твою просьбу.
— Ваша светлость как всегда крайне проницательны, — отвечал Мейер Амшель. — Я пришёл просить вас о невозможном: чтобы моему сыну Джеймсу было пожаловано разрешение основать резиденцию в Париже.
— Это и в самом деле проблема, — подтвердил князь. — Даже я, настоящий пруссак, не могу получить такое разрешение.
— Знаю, моя просьба трудна, — отвечал Мейер Амшель. — Но мне необходимо во что бы то ни стало добиться её выполнения по глубоко личным причинам.
— Поскольку твои «глубоко личные причины», как правило, приводят к увеличению богатства Ротшильдов, полагаю, что помочь тебе, насколько это возможно, будет и в моих личных интересах. У тебя уже есть на этот счёт какие-либо идеи? Обычно ты не обманывал мои ожидания! — рассмеялся князь.
— Конечно, я не мог не придумать предварительно о способах разрешения проблемы, — скромно потупился Ротшильд. — Если бы удалось уговорить какого-нибудь вашего знакомого из высшей знати, собравшегося ехать во Францию, включить моего сына в свиту…
— Действительно, под этим предлогом он мог бы попасть в Париж, — слегка нахмурился князь, — но тебе наверняка известно, что там скоро соберётся пол-Европы…
— Вы имеете в виду королевскую свадьбу? — предположил Мейер Амшель.
— Если только бракосочетание некрещёного корсиканского выскочки может именоваться королевской свадьбой, — проворчал князь. — Боже милостивый! Не успела его первая жена предстать перед ликом Господа, как он берет в жены другую! Да от этого кровь стынет в жилах, вот что я скажу! У кардиналов даже не хватает духу при сём присутствовать. Зато европейская знать рвётся на это зрелище, как на петушиные бои. Дело твоё, Ротшильд, если тебе так уж необходимо обеспечить участие сына в этом представлении. Только не припомню среди своих знакомых никого, кому доставило бы удовольствие иметь в собственной свите, ты извини, сына еврейского торгаша. Нам надо хорошенько подумать, как решить эту проблему, ведь я сам вовсе не намерен там присутствовать.
— Да, ваша светлость. Нам надо найти кого-то достаточно влиятельного, кто хотел бы присутствовать при бракосочетании Наполеона и эрцгерцогини Марии-Луизы, но по некоторым соображениям, например, в силу стеснённых денежных обстоятельств…
— А! Я знал, Ротшильд, что ты не придёшь ко мне без готового плана! Так тебе нужен не мой совет, а мой чайник? — захихикал князь.
Это было вполне искренним признанием князя Тёрна Таксиса. Будучи главным почтмейстером Центральной Европы, в прошлом он не раз с помощью пара вскрывал официальные письма и к обоюдной выгоде делился их содержанием с Ротшильдом.
Князь дважды хлопнул в ладоши, и к нему подбежал слуга. Небрежно нацарапав на клочке бумаги несколько имён, князь протянул ему список.
— Ступай на почту и отбери все, что имеет отношение к данным лицам, — приказал он. — Ну, Ротшильд, надеюсь, тебе повезёт нынче же вечером.
— Если мне позволено будет заметить, ваша светлость бесконечно добры и искусны в разрешении любых проблем, — радостно блеснув глазами, сказал Ротшильд.
Великого князя фон Дальберга вовсе не обрадовало бы предложение включить Джеймса Ротшильда к себе в свиту. Однако, имея сведения о его финансовых затруднениях, князь Тёрн Таксис смог предложить ему некие услуги, на которые тот согласился. Ротшильд обязуется финансировать дорогу, роскошные туалеты и трапезы князя во время его путешествия и пребывания в Париже. В ответ на это великий князь добивается для сыновей Ротшильда не одного, а трех видов на длительное проживание во Франции. Предложение вполне устроило князя фон Дальберга.
В марте 1811 года, когда Карл и Соломон Ротшильды уже прочно обосновались во Франции, Джеймс, самый младший из братьев, угощался пирожными в кабинете у министра финансов господина Мольена. Кабинет был полон солнечного света и гиацинтов, собранных с заснеженных аллей в парке Тюильри.
— Господин Ротшильд, — сказал господин Мольен, стирая с губы кусочек жирного крема, — я отправил послание императору с вашими предложениями, о которых вы мне говорили. Но мне до сих пор не верится, что подобная удача может быть правдой.
— Помилуйте, да вы, видно, шутите, — отвечал Джеймс. — Неужели вы, министр финансов, допускаете мысль о том, что британец может в финансовых вопросах оказаться более ловким, чем француз?
— О нет! Безусловно, нет! Они глупцы — британцы! И весь мир считает их таковыми. У меня в голове не укладывается, как министры в Лондоне, если только они не последние предатели, девальвировали фунт на десять процентов, а гинею более чем на тридцать! Разве можно обесценивать свои собственные деньги в военное время.
— Но ведь вы сами, господин Мольен, видели письма, — сдержанно возразил Джеймс.
— Да, да, конечно. Истощение английского золотого и серебряного запасов будет в интересах французской империи политики. Вы же понимаете, армия не может сражаться на пустое брюхо или босиком. Нам известно, как теснят на полуострове их генерала Веллеслея. Уверяю вас, что война вот-вот кончится: мы перехватили послание Веллеслея к министрам, где он просит отозвать его армию, коль правительство не в состоянии обеспечить армию самым необходимым. Как говорят британцы, «правь, Британия, морями», а мы, французы, будем править сушей! Пока мы будем опустошать их золотой запас, они не смогут посылать поддержку к Веллеслею — ведь мы в состоянии перекрыть все их пути снабжения!
Закончив свою вдохновенную лекцию о войне и экономике, французский министр принялся за очередное пирожное.
— Хорошо, что император занял такую позицию, господин Мольен, — вежливо сказал Джеймс, — иначе мне было бы крайне сложно провозить британское золото через Германию. Пришлось бы с большим трудом пересечь большую территорию, совершив по пути столько подкупов, что в итоге выгода оказалась бы крайне мала. Теперь же, когда у меня есть разрешение на проезд через Дюнкерк, вся выгода от операции достанется французскому правительству. Не могу не отдать должное вашей предусмотрительности.
— Да, не могу не гордиться собой, — пробурчал Мольен с набитым ртом. Во Франции прекрасно осведомлены, что вы, евреи, больше заинтересованы в своей личной выгоде, чем в сближении с какой-либо нацией. В каком-то смысле, вы — люди без отечества. Возможно, похищение золота распадающейся Британской империи, может, поначалу и покажется вам чересчур дорогим удовольствием, но небольшая потеря для вашего кармана обернётся значительной прибылью для Франции. Когда же в Германии вступит в силу Наполеоновский Кодекс
[21]
, евреи во Франкфурте, впервые за тысячу лет, получат возможность свободно распоряжаться своей собственностью и открыто заниматься бизнесом.
