Особый сюрприз поджидал гостей в обеденном зале, где стулья и банкетные столы предназначались только для дам. Каждый джентльмен стоял за стулом своей дамы, галантно угощая ее яствами с блюд, которые все время подносили слуги в ливреях. Эта выдумка покорила сердца дам и дала мужчинам возможность вести беседу.
Наполеон пришел в восторг, увидев реконструкцию своего итальянского военного лагеря, которая встречала его при входе. Одетый просто и без украшений, как посоветовал ему Талейран, он затмил важных особ из правительства, вырядившихся в пышные костюмы, придуманные для них художником Давидом.
Сам Давид в дальнем конце комнаты ухаживал за светловолосой красавицей, при виде которой Наполеон очень встревожился.
— Я не мог видеть ее прежде? — с улыбкой шепнул корсиканец Талейрану, оглядывая ряды столов.
— Возможно, — прохладным тоном ответил Талейран. — Во время террора она была в Лондоне, но теперь вернулась во францию. Ее имя Кэтрин Гранд.
Когда гости встали из-за столов и разбрелись по бальным залам и музыкальным салонам, Талейран подвел к Наполеону восхитительную женщину. Рядом с генералом уже стояла мадам де Сталь и засыпала его вопросами.
— Скажите мне, генерал Бонапарт, — пылко говорила она, — какими женщинами вы восхищаетесь больше всего?
— Теми, у кого больше детей, — ответил он и улыбнулся, увидев, как к нему приближается Кэтрин Гранд под руку с Талейраном.
— Где же вы скрывались, моя красавица? — спросил Бонапарт, когда их представили. — У вас внешность француженки, однако имя английское. Вы англичанка по происхождению?
— Je suis d’Inde, — ответила Кэтрин с улыбкой.
Жермен ахнула, а Наполеон посмотрел на Талейрана, приподняв бровь. Это двусмысленное заявление, которое она сделала, означало не только «я из Индии», но и «я совершенная дурочка».
— Мадам Гранд вовсе не такая дурочка, как она хочет нас заверить, — невесело усмехнувшись, сказал Талейран, покосившись на Жермен. — В действительности я считаю ее одной из самых умных женщин Европы.
— Хорошенькой женщине не обязательно быть умницей, однако умная женщина всегда хороша собой, — согласился Наполеон.
— Вы ставите меня в неловкое положение перед мадам де Сталь, — заметила Кэтрин Гранд. — Все знают, что это она самая блестящая женщина в Европе. Она даже написала книгу!
— Она пишет книги, — сказал Наполеон, взяв Кэтрин за hуку, — зато вам суждено быть увековеченной в книгах.
К ним подошел Давид и поздоровался с каждым по очереди. Дойдя до мадам Гранд, он запнулся.
— Сходство потрясающее, не правда ли? — сказал Талейран, угадав мысли художника. — Вот почему я оставил вам место рядом с мадам Гранд за обедом. Скажите мне, какова судьба вашей картины о сабинянках? Я бы хотел купить ее, чтобы осталась память, хотя забыть все равно невозможно!
— Я закончил ее в тюрьме, — сказал Давид с нервным смешком. — Вскоре после этого она была выставлена в Академии. Вы, наверное, знаете, меня упрятали за решетку сразу же после падения Робеспьера, и мне пришлось провести там несколько месяцев.
— Меня тоже посадили в тюрьму в Марселе, — рассмеялся Наполеон. — И по той же причине. Брат Робеспьера Августин был моим сторонником… Однако что это за картина, о которой вы говорите? Если для нее позировала мадам Гранд, мне было бы интересно взглянуть на нее.
— Не она, — ответил Давид, и голос его дрогнул. — Позировала другая девушка, очень похожая. Это была моя воспитанница, она погибла во время террора. Их было двое…
— Валентина и Мирей, — вмешалась мадам де Сталь. — Такие прелестные девочки… Они везде ходили с нами. Одна умерла, а что же случилось со второй, рыжеволосой?
— Думаю, тоже умерла, — произнес Талейран. — Так утверждает мадам Гранд, Вы были ее близкой подругой, моя дорогая, не так ли?
Кэтрин Гранд побледнела, однако продолжала улыбаться, пытаясь прийти в себя. Давид бросил на нее короткий взгляд и совсем уже было собрался сказать что-то, но его перебил Наполеон:
— Мирей? Это она была с рыжими волосами?
— Именно так, — сказал Талейран. — Они обе были послушницами в Монглане.
— В Монглане! — прошептал Наполеон, устремив взгляд на Талейрана. Он повернулся к Давиду. Они были вашими воспитанницами, вы сказали?
— Пока не встретили свою смерть, — повторил Талейран, пристально следя за мадам Гранд, которая нервно закусила губу. Затем и он посмотрел на Давида. — Кажется, вас что-то тревожит? — спросил он, беря художника под руку.
— Это меня кое-что тревожит, — сказал Наполеон, осторожно подбирая слова. — Господа, давайте проводим наших дам в бальную залу и на несколько минут зайдем в кабинет. Я хочу докопаться до сути.
— Зачем, генерал Бонапарт? — спросил Талейран. — Вы что-нибудь знаете об этих женщинах?
— Разумеется, знаю. По крайней мере, о судьбе одной из них, — искренне ответил он. — Если это та женщина, про которую я думаю, то она должна была вот-вот родить, когда гостила в моем доме на Корсике!
— Она жива, и у нее ребенок, — произнес Талейран после того, как выслушал обе истории — Давида и Наполеона.
«Мой ребенок», — подумал он, меряя шагами кабинет, пока гости пили прекрасное вино с Мадейры, сидя на мягких, обитых золотым дамастом креслах перед пылающим камином.
— Где же она может находиться? Она побывала на Корсике, была в Магрибе, вернулась обратно во Францию, где совершила убийство, про которое вы мне рассказывали.
Он посмотрел на Давида — тот все еще с дрожью вспоминал события, о которых только что рассказал. Это был первый раз, когда он решился заговорить о них.
— Однако Робеспьер мертв. Теперь никто во Франции, кроме вас, не знает об этом, — сказал Талейран Давиду. — Где она может быть? Почему не возвращается?
— Может быть, вам стоит связаться с моей матушкой, — предложил Наполеон. — Как я уже говорил, она была знакома с аббатисой, которая начала эту игру. Кажется, настоятельницу Монглана звали мадам де Рок.
— Но… она в России! — воскликнул Талейран и замер, с ужасом осознав, что это означает. — Екатерина Великая умерла прошлой зимой, почти год прошел! Что же стало с аббатисой, когда на трон взошел Павел?
— И что случилось с фигурами, про которые знала только она? — добавил Наполеон.
— Я знаю, куда делись некоторые из них, — произнес Давид, в первый раз открыв рот с тех пор, как он закончил свою
Историю.
Он посмотрел Талейрану в глаза, отчего тому стало неуютно. Догадывается ли Давид, где провела Мирей последнюю ночь перед тем, как покинула Париж? Догадывается ли Наполеон, кому принадлежал великолепный конь, на котором ехала Мирей, когда познакомилась с ним и его сестрой у баррикады? Если так, они могли догадаться, как она распорядилась серебряными и золотыми фигурами шахмат Монглана, прежде чем отправиться в путь.
